Путешествие Веррацано Французский король Франциск I, вступивший на престол в 1515 году, хотел найти своей стране подходящую для колонизации землю. Однако в тропических морях тогда господствовали такие сильные морские державы, как Испания и Португалия, соперничать с

В путешествие по Канаде Первопроходцем канадской земли считается француз Жак Картье. В 1534 году он отправился в путешествие и остановил свой корабль у берегов реки Святого Лаврентия.Вслед за Картье к восточным берегам Канады устремился другой путешественник,

Никитин Афанасий

Русский путешественник, тверской купец. Совершил путешествие в Персию, Индию (1466-1474). На обратном пути посетил африканский берег (Сомали), Маскат, Турцию. Путевые записки "Хожение за три моря" - ценный литературно-исторический памятник. Отмечен многосторонностью наблюдений, а также необычной для средних веков веротерпимостью в сочетании с преданностью христианской вере и родной земле.

Нет биографических сведений о замечательном сыне русского народа - Афанасии Никитине, но его путевые записи "Хожение за три моря" (точное название дневника) не только ценнейший и интереснейший географический документ, но и замечательный литературный памятник. Автор рассказывает историю своих странствований по Кавказскому побережью Каспийского моря, Персии, Индии, Турции, Крыму и югу России.

Летом 1466 года купцы из Твери на двух судах отправились для заморской торговли в далекое плавание: они ехали вниз по Волге за море "Дербенское", или "Хвалынское" - так в старину называли Каспийское море.

Главой каравана избрали Афанасия Никитина, человека бывалого, походившего в свое время по земле Он взял с собой рукописные книги и с первых же дней стал вести дневник.

Караван плыл мимо Калягина, Углича, Костромы, Плёса. Короткие строки дневника говорят, что путь по Волге Никитину был знаком. В Нижнем Новгороде - длительная остановка. Плыть по Волге в то время было небезопасно: нападали татары.

В Нижнем Новгороде русские купцы присоединились к каравану ширванского посольства во главе с Хасанбеком, возвращавшегося из Москвы на родину.

Караван, боясь нападения, плыл "сторожко и с опаской". Благополучно миновали Казань и другие татарские города, но в дельте Волги на них напал отряд астраханского хана Касима. Купцы, в то время смелые воины, взялись за оружие. Татары "застрелили у нас человека, а мы у них двух застрелили" , сообщает Никитин. К несчастью, одно судно застряло на рыболовном езу, а другое село на мель. Татары разграбили эти суда и захватили в плен четырех русских.

Уцелевшие два судна вышли в Каспийское море. Меньшее судно, на котором было "6 москвичь да 6 тверичь" , во время бури разбило и выбросило на прибрежную мель близ Тархы (Махачкалы). Жители побережья кайтаки разграбили товар, а людей захватили в плен.

Афанасий Никитин с десятью русскими купцами, находясь на посольском судне, благополучно добрался до Дербента. Прежде всего, через Василия Папина и Хасанбека он начал хлопотать об освобождении пленных. Хлопоты его увенчались успехом: через год купцы были освобождены. Но кайтаки не вернули обратно товар: "...у кого, что есть на Руси, и тот пошел на Русь, а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли".

Никитин был в числе тех купцов, которые для заморской торговли взяли товар в долг, а потому возвращение на родину грозило ему не только позором, но и долговой ямой.

Афанасий пошел к Баку, где на выходах нефтяных газов горели вечные огни, считавшиеся на востоке священными. Город был широко известен своими нефтяными маслами. Эти масла применялись в медицине, употреблялись для освещения, были предметом широкой торговли на востоке.

Из Баку, "где огонь неугасимый" , в сентябре 1468 года Никитин отплыл в прикаспийскую персидскую область Мазандеран. Там он пробыл более восьми месяцев, а затем, перевалив горы Эльбурс, двинулся на юг. Путешествовал Афанасий не торопясь, иногда по месяцу жил в каком-нибудь селении, занимаясь торговлей. Он прошел многие города. "А то есми городы не все писал, много городов великих". Весной 1469 года он добрался до "пристанища Гурмызьского", так он называет Ормуз - большой и оживленный порт, где пересекались торговые пути из Малой Азии, Египта, Индии и Китая. Товар из Ормуза доходил и до России, особенно славились "гурмыжские зерна" (жемчуг). Никитин, описывая город, расположенный на небольшом безводном острове при входе из Аравийского моря в Персидский залив, рассказывает о морских приливах; он пишет, что солнце здесь так печет, что может "человека съжжет".

В этом большом торговом городе насчитывалось до 40 тысяч жителей; о нем тогда на Востоке говорили: "Если земля кольцо, то Ормуз - жемчужина в нем". Никитин пробыл здесь месяц. Узнав, что отсюда вывозят в Индию лошадей, которые там "не родятся" и очень дорого ценятся, тверяк купил хорошего коня и из Гурмыза "...пошел есми за море Индейское..."

После более чем двухлетнего пребывания в Персии 23 апреля 1471 года Никитин сел на судно и через шесть недель прибыл на корабле в индийский город Чаул.

Индия поразила его. Даже не сама земля, столь не похожая на его родные места, а люди - темнокожие, нагие, босые. Лишь у тех, кто побогаче да познатнее, на голове да бедрах фата - кусок материи, но у всех, даже и бедных - либо золотые серьги, либо браслеты на руках и ногах, а вокруг шеи - украшение тоже из золота. Никитин недоумевал: если есть золото, отчего же они не купят хоть какую одежду, чтобы прикрыть свою наготу?

Но в Чауле ему не удалось выгодно продать коня, и в июне он отправился через Западные Гаты в глубь страны, за 200 верст от моря, на восток, в небольшой городок в верховьях Сины (бассейн Кришны), а оттуда на северо-запад, в Джуннар - крепость, стоящую на высокой горе, к востоку от Бомбея. В крепость вела узкая тропа. Однако странникам, особенно чужеземцам, в городские ворота вход воспрещен, и жить им приходилось в подворьях, правда, бесплатно. В это же время Никитин лишился своего жеребца. Асад-хан, наместник Джуннара, соблазнился превосходным конем и повелел силой забрать его. Вдобавок, узнав, что жеребец принадлежал иноверцу, Асад-хан вызвал русина к себе во дворец и посулил вернуть жеребца и отвесить тысячу золотых в придачу, если чужеземец согласится перейти в магометанскую веру. А нет - так не видать тому жеребца, да и самого продаст в рабство.

Хан отвел ему на размышление четыре дня. Однако Никитина спас случай. Как раз в те дни ему повстречался старый знакомец Мухаммед - его-то и упросил Афанасий бить челом перед ханом, чтобы в веру чужую его не поставили - да так, видно, просил, что за душу тронул.

Хан показал, что может быть милостив. И в веру свою переходить не стал понуждать, и даже жеребца вернул.

Он провел в Джуннаре два месяца. Теперь уже иными глазами смотрел Никитин на Индию. Шел сюда в надежде взять товар на Русь, да и потом продать его выгодно, "ано нет ничего на нашу землю". Дождавшись, как подсохнут дороги после сезона дождей, в сентябре, повел жеребца еще дальше, за 400 верст, в Бидар, столицу бесерменского (мусульманского) государства Бахмани, владевшего тогда почти всем Деканом до реки Кришны на юге,- "город большой, многолюдный". Затем пошел он дальше - в Алланд, где открывалась большая ярмарка, и где он надеялся выгодно продать жеребца. Только напрасно на это рассчитывал - тысяч двадцать коней собралось на ярмарке, и Никитину продать своего жеребца не удалось.

Но здесь в нем вновь пробудилась пытливость, стремление узнать и запомнить все что можно из жизни чужого народа - всякие легенды, обычаи. Дивится Никитин многочисленным праздникам, на которые стекается видимо-невидимо богомольцев.

Есть также у Никитина пространная запись легенды о лесном царе обезьян - "князе обезьяньском" , который "в случае жлобы обезьян на людей посылает свою рать для наказания обидчиков" . Откуда появилась эта запись? В Индии обезьяны почитались священными животными им приносили плоды, вареный рис и другую еду; в честь обезьян в Индии строились даже храмы. Об "обезьяньском" царе сохранился цикл мифов, обработанщй в героическом эпосе "Рамаяна", где царь обезьян Сугрив и его полководец Хацуман являются союзниками и помощниками героя эпоса, царевича Рама.

Никитин очень близко познакомилас некоторыми индийскими семьями. Он сообщил им, что он не мусульманин, христианин и зовут его "Офонасий" (Афанасий), а не хозе Исуф Хоросани, как его здесь прозвали. Не скрывая ничего от русского друга, жители рассказывали ему о своей жизни и быте. Путешественник узнал, что религиозные верования у них различные, всех существующих вер "80 и 4 веры" .

И снова Никитин в Бидаре. За те четыре месяца, что пробыл он здесь, Афанасий лучше узнал жизнь города. Никитин видит теперь то, что прежде от него ускользало, любуется тем, чего раньше не замечал - извилистые коридоры дворца султана, чтобы легче было обороняться. Изумительно расписанный купол над главными воротами; камень, покрытый вишеватым, рельефным узором: "А двор же его люден велми, все на вырезе, да и последний камень вырезан да золотом описан велми чюдно..."

"Далеко не всяк может попасть сюда: сто сторожей да сто писцов сидят при воротах, расспрашивают всех, кто идет, закаким делом прибыл. Денно и нощно стерегут дворец тысяча конников - в доспехах, со светильниками в руках... А по четвергам да по вторникам выезжает султан на потеху - с пышной свитой в две тысячи всадников, в сопровождении полсотни слонов," - дивится русский купец, стоя в толпе и глядя на все это...

Но еще более изумляет его праздничный выезд султана. Никитин подробно пишет обо всем, не забывая и не опуская и малейшей детали: "...Триста слонов, наряженных в булатных в доспехах да с городкы, да и городкы окованы, да в городках по 6 человек в доспесех, да с пиками, да с пищалями; а на великом слоне 12 человек, на всяком слоне по два пронорца великых, да к зубам повязаны великыя мечи по кентарю, да к рылом привязаны великыя железныя гири, да человек седить в доспесе промежду ушей, да крюк у него в руках железной великы, да тем его править..."

Здесь, в Бидаре, в декабре 1471 году продал он наконец жеребца. Никитин описывает пышные выезды местного султана, его двор - окруженный стенами с семью воротами. Он видит вокруг страшную нищету, на которую не обращали внимания другие европейские путешественники: "...сельские люди очень бедны, а бояре богаты и роскошны; носят их на серебряных носилках..." Отмечает Никитин и рознь индусов и мусульман ("с бесерменами не едят и не пьют" ), и различия в быте и пище отдельных каст.

В 1472 году из Бидара Афанасий направился в священный город Парват, на правом берегу Кришны, куда богомольцы шли на праздник ночи, посвященный богу Шиве (Сиве). Путешественник правильно отмечает, что этот город для индийцев-брахманов так же священен, как для мусульман Мекка, а для православных - Иерусалим. На этот большой праздник собиралось до 100 тысяч человек.

Тверской купец наблюдателен. Так, описывая пищу, главным образом растительную (мяса крупного рогатого скота, по религиозным воззрениям, никто не ел, многие также не ели свинины и баранины), Никитин отмечает хороший обычай народа мыть перед едой ноги, руки и ополаскивать рот. "Едят два раза в день, а в воскресенье и понедельник только по одному", - отмечает он.

Поразила путешественника кремация умерших. "А кто у них умреть, ини тех жгуть да пепел сыплють на воду", - сообщает Никитин. Описывает он также и другие обычаи - новорождённому сыну имя дает отец, а дочери - мать, при встрече и прощании люди друг другу кланяются, протягивая руки до земли.

Из Парвата Афанасий Никитин снова вернулся в Бидар. С этого момента в дневнике путешественника появляются скорбные строки: он вспоминает о книгах, захваченных татарами, и горюет о том, что путает календарь, а, следовательно, не может в точности соблюдать христианские праздники.

Бидар он оставил в апреле 1473 года, пять месяцев прожил в одном из городов "алмазной" области Райчур и решил возвращаться "на Русь".

Никитин был разочарован результатами путешествия: "Меня обманули псы-басурмане: они говорили про множество товаров, но оказалось, что ничего нет для нашей земли... Дешевы перец и краска. Некоторые возят товар морем, иные же не платят за него пошлин. Но нам они не дадут провезти без пошлины. А пошлина большая, да и разбойников на море много". Около трех лет провел Афанасий в Индии, стал свидетелем войн между двумя крупнейшими в то время державами субконтинента, а его записи уточняют и дополняют индийские хроники, характеризующие события 1471-1474 годах. В "Хожении..." он дает также краткие, но в основном достоверные сведения о некоторых "пристанищах", куда он сам не попал: о столице южноиндийского могущественного государства Виджаянагар и его главном порте Колекот (Кожикоде), о Шри-Ланке как о стране, богатой драгоценными камнями, благовониями и слонами; о "немалой пристани" Западного Индокитая Пегу (устье Иравади), где живут индийские дервиши - буддийские монахи, торгующие драгоценными камнями, о фарфоровых изделиях "Чина и Мачина" (Китая).

Истомившись в Индии, Никитин в конце 1473 (или 1471) года отправился в обратный путь, описанный им очень кратко. Он пробирается к берегу моря. По суше, через мусульманские страны путь был закрыт - иноверцев там силой обращали в свою религию, а для Никитина было легче жизни лишиться, чем принять басурманство.

Из Бидара попал он в Каллур, просидел в нем пять месяцев, закупил драгоценные камни и двинулся к морю - в Дабул (Дабхол). Почти год ушел на эту Дорогу.

Дабул был в то время большой, богатый город, расположенный на западном побережье Индии. Здесь Никитин скоро нашел корабль, идущий в Ормуз, заплатил два золотых и снова оказался в Индийском море. "И плыл я... по морю месяц и не видел ничего, только на другой месяц увидел Ефиопские горы... и в той Ефиопской земле был пять дней. Божией благодатью зло не произошло, много роздали ефиопам рису, перцу, хлебов, и они суда не пограбили". Под "Ефиопскими горами" подразумевается северный высокий берег полуострова Сомали. Вот уж не чаял Афанасий увидеть Африку.

Судно достигло Маската, пройдя около 2000 километров против ветра и течения и затратив на этот путь значительно больше времени, чем отмечено в тексте "Хожения..." Через девять дней плавания корабль благополучно пристал в Ормузе. Вскоре Никитин двинулся на север, к Каспийскому морю, уже знакомой дорогой. От Тавриза он свернул на запад, в Орду - стан Узун-Хасана, который как раз в это время вел войну против Мухаммеда II, владыки Османского царства.

В Орде Никитин задержался на десять дней, "ано пути нету никуды" - кругом кипели сражения, а к началу 1474 года перебрался в Трапезунд, город на южном побережьи Черного моря.

Но в Трапезунде в нем заподозрили лазутчика Узун-Хасана, "хлам весь к себе взнесли в город и на гору, да обыскали все..." - видно, искали тайные грамоты. Грамот никаких не нашли, однако добро, какое было, "выграбили все, только и осталось, что держал при себе" .

За два золоту договорился он о переправе через Черное море. Сильный шторм через пяь дней погнал корабль обратно, и более двух недель пришлось путникам neрежидать в Платане, неподалеку от Трапезунда.

За золотой его взялись перевезти в генуэзскую Кафу (Феодосию), но "из-за сильного и злого ветра" судно достигло ее только 5 ноября. В Кафе он слышит русскую речь и смог говорить на родном языке. Дальше Никитин не вел записей. Здесь он провел зиму 1474/75 годов и, вероятно, привел в порядок свои наблюдения.

Три моря оставил за спинои Афанасий Никитин, и лишь дикое поле отделяло его теперь от Руси. Однако напрямую идти он не решился, а пошел нахоженной дорогой сурожан - московских гостей, торгующих с крымским городом Сурожем, - через земли Великого княжества Литовского. Для него эта дорога была безопасней. Тверь, в отличие от Москвы, с Литвой дружбу водила, и тверичу здесь бояться было нечего.

Весной же 1475 года вместе с несколькими купцами Афанасий двинулся на север, скорее всего по Днепру.

Из краткого Вступления к его "Хожению ", включенному в "Львовскую летопись" под 1475 год, видно, что он, "Смоленска не дойдя, умер [в конце 1474 - начале 1475 года] а писание своей рукой написал, и его рукописные тетради привезли гости [купцы]" в Москву.

Тетради, исписанные рукою Никитина, попали в Москву, к дьяку великого князя Василию Мымыреву, тот сразу же понял, какую ценность они представляют - ведь до Никитина русские люди не были в Индии.

В XVI--XVII веках "Хожение..." неоднократно переписывалось, до нас дошло по крайней мере шесть списков, но до XVII века нам неизвестны на Руси какие-либо новые попытки завязать непосредственную торговлю с Индией. Да и врядли тех русских, кто читал "Хожение...", могли побудить к путешествию в Индию слова правдивого Никитина, что там "на Русскую землю товара нет". Его путешествие с экономической точки зрения оказалось невыгодным предприятием. Но Никитин был первым европейцем, давшим вполне правдивое описание средневековой Индии, которую он обрисовал просто, реалистично, деловито, без прикрас. Своим подвигом он убедительно доказывает, что во второй половине XV века, за 30 лет до португальского "открытия" Индии, путешествие в эту страну из Европы мог совершить на свой страх и риск даже одинокий и бедный, но энергичный человек. Никитин не имел поддержки со стороны светского государя, как путешествовавший вскоре после него португалец Ковильян. Не стояла за ним и могущественная церковная власть, как за его предшественниками монахами Монтекорвино и Одорико из Порденоне. Он не отрекся от своей веры, как венецианец Конти. Единственный православный христианин среди мусульман и индусов, Никитин не мог надеяться и на помощь и гостеприимство своих единоверцев, подобно арабским купцам и путешественникам.

Афанасий Никитин был совершенно одинок, очень тосковал по родине и стремился вернуться домой. "А Русскую землю Бог да сохранит. На этом свете нет страны, подобной ей, хотя бегляри [княжеские наместники] Русской земли несправедливы. Да будет Русская земля благоустроена, ибо справедливости мало в ней".

Никитин Афанасий Никитин (Афанасий) – тверской купец, описавший свои странствования по Персии и Индии в любопытном дневнике, известном под загл. «Написание Офонаса тферитина купца, что был в Индеи четыри года, a xoдил, сказывают, с Васильем Папиным». Это «написание» внесено