Государственным суверенитетом (полным) обладает только Российская Федерация, и только она, реализуя свои суверенные права, может участвовать в межгосударственных объединениях и передавать им часть своих полномочий в соответствии с международными договорами (ст. 79 Конституции РФ).

Субъекты РФ государственным суверенитетом не обладают (они являются не государствами, а государственными образованиями, следовательно, обладают многими, но нс всеми традиционными признаками государства). Однако здесь важно подчеркнуть следующее. Во-первых, в силу реализации концепции дуалистического суверенитета субъекты РФ участвуют в реализации государственного суверенитета Российской Федерации и являются не просто составными, а системообразующими элементами

Российской Федерации. Во-вторых, в настоящее время в абсолютном большинстве субъектов РФ из их основных законов изъяты положения о государственном суверенитете, однако в некоторых республиках (в частности, в конституциях Чеченской Республики, Республики Татарстан и др.) упоминание о суверенитете сохранено (обычно фиксируется, что суверенитет республики выражается в обладании всей полнотой государственной власти вне пределов ведения Российской Федерации и полномочий Российской Федерации по предметам совместного ведения Российской Федерации и республики; в ст. 1 Конституции Республики Татарстан, кроме того, подчеркнуто, что суверенитет является неотъемлемым качественным состоянием Республики Татарстан). Для подобных положений есть определенная конституционная основа: в соответствии со ст. 73 Конституции РФ вне пределов ведения Российской Федерации и полномочий Российской Федерации по предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов РФ субъекты РФ обладают всей полнотой государственной власти (а проявление суверенитета, как известно, и связывают, прежде всего, с полнотой и верховенством государственной власти). Упоминание о суверенитете субъектов федерации содержится и в конституциях некоторых зарубежных федераций (Канада, Швейцария, Мексика и др.). Следовательно, само по себе закрепление суверенитета, суверенных прав за составными частями федеративных государств не предопределяет непременный распад этих государств. Важно понимание содержания суверенитета в регионах: если субъекты федерации не посягают на государственный суверенитет федеративного государства в целом, не претендуют на собственный абсолютный государственный суверенитет, то упоминание о нем в федеральном и региональном законодательстве нс является угрожающим и разрушающим фактором.

Отношение федерального центра к проблеме государственного суверенитета (в том числе к возможности провозглашения суверенитета в республиках), его содержанию и проявлениям наиболее рельефно проявилось в правовой позиции КС РФ, сформулированной в Постановлении от 07.06.2000 № 10-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Конституции Республики Алтай и Федерального закона “Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации”».

Суверенитет, предполагающий по смыслу ст. 3, 4, 5, 67 и 79 Конституции РФ верховенство, независимость и самостоятельность государственной власти, полноту законодательной, исполнительной и судебной власти государства на его территории и независимость в международном общении, представляет собой необходимый качественный признак Российской Федерации как государства, характеризующий ее конституционно-правовой статус.

Конституция РФ не допускает какого-либо иного носителя суверенитета и источника власти, помимо многонационального народа России, и, следовательно, не предполагает какого-либо иного государственного суверенитета, помимо суверенитета Российской Федерации. Суверенитет РФ, в силу Конституции РФ, исключает существование двух уровней суверенных властей, находящихся в единой системе государственной власти, которые обладали бы верховенством и независимостью, т.е. не допускает суверенитета каких бы то ни было субъектов РФ.

Конституция РФ связывает суверенитет РФ, ее конституционно-правовой статус и полномочия, а также конституционно-правовой статус и полномочия республик, находящихся в составе Российской Федерации, не с их волеизъявлением в порядке договора, а с волеизъявлением многонационального российского народа - носителя и единственного источника власти в Российской Федерации, который, реализуя принцип равноправия и самоопределения народов, конституировал возрожденную суверенную государственность России как исторически сложившееся государственное единство в ее настоящем федеративном устройстве.

Содержащееся в Конституции РФ решение вопроса о суверенитете предопределяет характер федеративного устройства, исторически обусловленного тем, что субъекты РФ не обладают суверенитетом, который изначально принадлежит Российской Федерации в целом. Республики как субъекты РФ не имеют статуса суверенного государства и решить этот вопрос иначе в своих конституциях они не могут, а потому не вправе наделить себя свойствами суверенного государства, даже при условии, что их суверенитет признавался бы ограниченным.

Конституция РФ исходит из относящегося к основам конституционного строя Российской Федерации и, следовательно, к основам конституционного строя республик принципа равноправия всех субъектов РФ. Признание же за республиками суверенитета, при том что все другие субъекты РФ им не обладают, нарушило бы конституционное равноправие субъектов РФ, сделало бы невозможным его осуществление в принципе, поскольку субъект РФ, не обладающий суверенитетом, по своему статусу не может быть равноправным с суверенным государством.

Использование в ч. 2 ст. 5 Конституции РФ понятия «республика (государство)» применительно к установленному ею федеративному устройству не означает признание государственного суверенитета этих субъектов РФ, а лишь отражает определенные особенности их конституционноправового статуса, связанные с факторами исторического, национального и иного характера.

Признание Конституцией РФ суверенитета только за Российской Федерацией воплощено также в конституционных принципах государственной целостности и единства системы государственной власти (ч. 3 ст. 5 Конституции РФ), верховенства Конституции РФ и федеральных законов, которые имеют прямое действие и применяются на всей территории РФ, включающей в себя территории ее субъектов (ч. 2 ст. 4; ч. 1 ст. 15; ч. 1 ст. 67). Отсутствие у субъектов РФ, в том числе у республик, суверенитета подтверждается и положениями ч. 4 ст. 15 и ст. 79 Конституции РФ, из которых следует, что только Российская Федерация вправе заключать международные договоры, приоритет которых признается в ее правовой системе, и только Российская Федерации как суверенное государство может передавать межгосударственным объединениям свои полномочия в соответствии с международным договором.

Суверенитет по Бодену обладает следующими свойствами:

    1. суверенитет – единственен и неделим. Он не может быть разделен между королем и народом и может поочередно ими осуществляться;
    2. суверенная власть постоянна, ее нельзя передавать на время или на каких-либо условиях другому лицу;
    3. суверенная власть неограниченна и надзаконна, человеческий закон не может ограничивать суверенитет;
    4. судебная власть починяется только божественному и естественному закону, но не религиозным догмам.

Концепция суверенитета, выдвинутая Боденом, воспринимается как «иное имя государственной власти, в котором воплотилась ее ». Из нее вытекает всякая другая власть. Государство олицетворяет и воплощает в себя государь или орган, наделенный его полномочиями.

В теории естественного права суверенитет относится не к форме или какому-то одному качеству политической власти, а непосредственно к самой власти . Несмотря на различие взглядов представителей концепции естественного права, все сходились на том, что происхождение суверенитета имеет непосредственное отношение к первоначальному акту создания государства в полном соответствии с договорной теорией и с законом природы, который по естественному праву предшествовал позитивному праву, возникшему при создании государства. По вопросу о субъекте суверенитета в теории естественного права можно выделить два направления: отстаивающее «народный суверенитет» и «суверенитет правительства».

Т. Гоббс вместо двух признаваемых теорией естественного права договоров – «договора общества» о создании государства и «договора управления» между обществом и правителем поставил один договор, по которому каждый член общества связывал себя с другим обещанием подчиняться общему правителю, который не принимал участия в договоре. Это отрицало идею суверенной верховности народа. Согласно Гоббсу никогда не существовало общества, которое опиралось бы просто на само себя, следовательно, не было и никакого изначального права народа . Поэтому все публичное право концентрируется в суверенитете Правителя, какова бы ни была форма государственного устройства. Сам же суверенитет ничем не ограничен, без него общество лишь скопище индивидов.

Ж.Ж. Руссо исходил из того, что существовал единый общественный договор, который породил государство. Созданная при этом общественная власть олицетворяет совершенный суверенитет, неподвластный какому-либо отчуждению, ограничению, делегированию. Для суверенного общества невозможна, даже если оно того пожелает, передача публичной власти любому другому субъекту или же наложение на себя каких-либо ограничений путем договора. Руссо заложил основу представления о том, что источником суверенной власти является организованный народ . При этом Руссо не видел необходимости ограничивать народный суверенитет даже естественным правом.

Продолжателем традиций Бодена, Гоббса и Руссо был Гегель. В основе его концепции суверенитета лежало понимание им государства как целостности или как он называл ее сам – тотальности. Отсюда главная идея концепции суверенитета Гегеля – идея целостности государства, в рамках которой ни одна часть не может иметь самостоятельного существования .

Если государство существует, оно, чтобы самоутвердиться должно стремиться к установлению на всей своей территории полного суверенитета, если его нет, то никакой политический союз назвать государством. Суверенитет и государство неразделимы. О народном суверенитете, считает Гегель, можно говорить лишь в том смысле, что народ вообще является по отношению к внешнему миру самостоятельным и составляет собственное государство, как народ Великобритании. Всякие действия, ведущие к ослаблению государственного суверенитета по Гегелю являются высшим преступлением против государства.

В эпоху Нового времени государственный суверенитет был провозглашен в качестве высшего политического приоритета. Последующее развитие теории суверенитета показало, что выражение «суверенитет монарха», «народный, национальный суверенитет» лишь прикрывают различные политические взгляды и устремления исследователей того времени.

В XX веке представления о суверенитете государства претерпевали заметные изменения. С быстрым развитием транспорта и коммуникаций как бы размываются традиционные различия между внутренним и внешним миром, границы государства – основа и символ жесткой концепции суверенитета – становятся все более прозрачными. Вследствие чего важнейшие внутренние проблемы государства – экономика, энергия, экология, продовольствие, демография – приобрели внешние аспекты. Все это отразилось и на теориях суверенитета. Так, Еллинек сводит концепцию суверенитета к конституционному и самоограничению государства . Согласно его теории, государство берет на себя обязательства соблюдать нормы международного права, с одной стороны, и субъективные права своих подданных или – с другой. Такое самоограничение, однако, возможно лишь в условиях социальной стабильности внутри государства и в международных отношениях. В условиях любого кризиса признается приоритет государственного суверенитета. Он обосновал положение о том, что суверенитет есть правовое понятие. «Суверенитет есть способность юридически не связанной внешними силами государственной власти к исключительному самоопределению путем установления правопорядка, на основе которого деятельность государства приобретает подлежащий правовой квалификации характер».

Концепция суверенитета Ганса Кельзена (1881-1973) строится на его теории государства, которое рассматривается как правовой порядок. Правовые отношения общества определяют государство. «Суверенным можно назвать такой порядок, который охватывает все другие порядки как частичные. Таковым является государство, притом тогда только, когда оно совпадает с всеобъемлющим правовым порядком». По мнению Кельзена суверенитет государства идентичен суверенитету права . Это положение составляет основу политического порядка, применимо и для абсолютной монархии, для аристократической республики, и демократии, т.к. указывает на неизменное верховенство права. Для Кельзена подчинение государства какой-либо цели означает подчинение его неюридической системе и таким образом уничтожение его независимости и превращение в часть какой-то другой системы: религиозной, идеологической. Государство само есть цель в себе, и как таковое, оно вообще не имеет цели. «Государство – само есть верховенство, конечный порядок, верховная конечная цель, верховная ценность и потому оно есть суверен». .

Однако, В. Цымбульский указывает на ряд проблем, которые подрывают абсолютное видение суверенитета :

    1. «Распределенный суверенитет», связанный со структурой федерации.
    2. Существование внутреннего суверенитета без суверенитета внешнего (протектораты).
    3. Укрепление внутреннего суверенитета за счет ограничения внешнего – права ведения войны.

Своеобразным ответом на поставленные проблемы явилась в 2001 г. впервые на русском языке вышедшая книга К. Шмитта «Политическая теология». Согласно Шмитту, «суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении» , т.е. суверенность определяется тем, насколько удалось добиться целей, заложенных в этом решении – подавить антигосударственный мятеж, отразить , оказать помощь при ликвидации последствий стихийного бедствия. Безжалостность в чрезвычайной ситуации является возможностью проявить предельные ценности, ради которых люди жертвуют жизнью, а государство – их жизнями и правами. Но в чрезвычайном положении, когда ценности не скованы необходимостью правовых формулировок, они могут оказаться антигуманными. И тогда это будет тирания. Альтернативой понятию «суверенитет» Шмитт видит доктрину правового государства.

Нарастающие тенденции федерализации и глобализации в мире требует необходимой коррекции некоторых составляющих концепции суверенитета.

Родоначальником теоретического обобщения идей федерализма считают Иоханнеса Альтузиуса (1562-1638), который выдвинул «федеральную теорию суверенитета», основанную на принципах союза, но при главенстве союза над частями. Суверенитет в условиях федерации – вопрос достаточно спорный, относительно которого существуют следующие мнения:

    1. суверенитетом обладают только федерации в целом (но если суверенитет федерации абсолютен, то в чем тогда ее принципиальное отличие от унитарного государства?);
    2. суверенитет принадлежит составным частям федерации, которые обладают правом выхода из нее;
    3. суверенитет делится в соответствии с делением государственной власти согласно Конституции.

Источником федеративной государственности является суверенитет народа. Народ в федеративном государстве политически един, но не в полной мере. В юридическом смысле он состоит из наций, каждая из которых претендует на известную меру политической самостоятельности. Считается, что эти народы через референдум или своих представителей однажды дали согласие на объединение в федеративное государство. В то же время каждый из них оставил за собой долю суверенных прав.

Таким образом, ни федерации, ни ее суверенитеты не обладают полным государственным суверенитетом. Раздел суверенитета производится, прежде всего, путем распределения компетенции между федерацией и ее субъектами, т.к. собственная компетенция выражает «собственную государственность». Следовательно, согласно Арановскому, суверенитет – это административная и политическая территории, обладающей государственностью.

Постановление Конституционного Суда РФ от 7.06.2000 №10-П. По делу о проверке конституционности отдельных положений Конституции Республики Алтай и ФЗ «Об общих принципах организации законодательства (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов РФ» внесло коррективы в решение проблем федерализма и суверенитета. Конституция Российской Федерации не допускает какого-либо иного носителя суверенитета и источника власти, помимо многонационального народа России, и, следовательно, не предполагает какого-либо иного государственного суверенитета, помимо суверенитета Российской Федерации. Суверенитет Российской Федерации, в силу Конституции Российской Федерации, исключает существование двух уровней суверенных властей, находящихся в единой системе государственной власти, которые обладали бы верховенством и независимостью, т.е. не допускает суверенитета ни республик, ни иных субъектов Российской Федерации.

Республики как субъекты Российской Федерации не имеют статуса суверенного государства, и решить этот вопрос иначе в своих конституциях они не могут, а потому не вправе наделить себя свойствами суверенного государства, даже при условии, что их суверенитет признавался бы ограниченным.

Федерализм создает полицентрическую систему власти, включающую автономные единицы, формально независимые друг от друга, но составляющие единое целое. По сути, суверенитет – это выражение воли народа на единство и целостность государства, на защиту прав и свобод человека-гражданина. В России источником такого волеизъявления является единый многонациональный народ РФ. И воля этого народа едина. В этом смысле суверенитет как политическая воля всего народа федерации неделим.

Процессы глобализации безусловно оказывает влияние на функционирование государств, на их базовые институты, а значит и на суверенитет. Однако, государственный суверенитет остается основой конституционного строя большинства государств.

Концепций эволюции суверенитета множество и они весьма противоречивы.

Ряд исследователей считает, что глобализация, в конечном счете, приведет к исчезновению суверенитетов отдельных государств, а следовательно, и самих государств, обществом будет править всемирное правительство в сформированном Мировом государстве (теория мондиализма).

Другие ученые утверждают, что национальное государство будет только укреплять свои позиции и наряду с существующими государствами, будут образовываться новые.

Третьи – прогнозируют формирование государства принципиально нового типа.

Следует отметить работы С. Хантингтона, который считает, что «нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям».

Главный экономический обозреватель газеты «The Financial Times» М. Вольф обосновывает, что главным препятствием на пути более равномерного распространения процветания в глобальном масштабе и обеспечении всего мира необходимыми общественными благами является «не глобальная экономическая интеграция или транснациональные компании, а наличие множества суверенных государств. Проблемы, с которыми мы сегодня сталкиваемся, создают не ошибки отдельных государств, а само их существование ».

Моисеев А.А. считает, что «Глобализация не ведет к умалению суверенитета. В условиях глобализации эффективная деятельность государств в международной и внутригосударственной сферах во все большей степени осуществляется под воздействием международно-правовых факторов и способствует возникновению и развитию международных институциональных структур, политика в которых формируется под влиянием соотношения сил государств-участников».

Д. Чэндлер, автор исследования «Политика создания государств», обращает внимание на то, что ныне само понятие «суверенное государство» во многом утратило смысл. Сильнейшие страны мира навязывают отдельным государствам правила, по которым те обязаны играть. Фактически, по мнению Чэндлера, это стало возрождением института протекторатов – то есть образования зависимых от великих держав территорий. Образование новых государств проходит именно по этому и исключительно по этому сценарию.

Весьма обсуждаема в науке теория мондиализма как конечный результат глобализации. Исследователи, считающие, что будущему обществу будет характерно единое мировое государство, прогнозируют два сценария перехода к мондиализму: мягкий и жесткий.

Мягкий переход предполагает сохранение формально суверенных государств, с весьма серьёзными полномочиями у правительств этих стран в области внутренней политики, экологии, социальной сферы, образования и здравоохранения, всего того, что сейчас находится в ведении местного правительства американского штата. При этом будет существовать некий Единый Планетарный Орган Власти, который будет обладать исключительной на решение всех проблем глобального характера и следить за неукоснительным соблюдением любыми местными властями некоего универсального кодекса прав и свода законов, касающихся, по-видимому, прав человека, глобальных вопросов экономики и экологии, общепланетарных аспектов любых проблем человеческой жизни и деятельности. То есть, иными словами, по этому сценарию будет осуществлено некое всемирное подобие нынешнего Европейского союза.

В случае если произойдёт какой-то глобальный катаклизм – экологическая катастрофа или мировая война, - то тут возможен вариант жёсткого мондиализма. Победившая или сумевшая сохранить в наибольшей степени свой аппарат власти насилия и принуждения организованная политическая сила может установить свою власть на Планете в целом или на пригодной для жизни ее части.

Одни ученые отрицают саму возможность формирования мирового государства, другие же считают это неизбежным следствием глобализации и единственным шансом на спасение человечества.

Многие ученые считают теорию мондиализма преувеличенной, тем более, что в данный момент мы повсеместно наблюдаем сепаратистские движения в разных уголках планеты, количество государств не сокращается, а наоборот, увеличивается. «Если мондиализм и будет реализован как стратегия развития в XXI в., то для этого будут необходимы соблюдение трёх условий: обязательное ослабление современных мощных суверенных государств; увеличение толщины и веса транссистемного глобального интегративного слоя; ламинарное, то есть без катаклизмов, катастроф и войн течение мировой истории».

Эволюция государства, государственного суверенитета – процесс объективный, но конечный результат эволюции предсказать нелегко. Современные государства, даже глубоко интегрированные в глобализационные процессы, не стремятся к реализации концепции мондиализма. Страны, обладающие значительной мощью для самостоятельного развития и недостаточно интегрированные в транснациональные структуры, но богатые природными ресурсами, являются главными центрами сопротивления проекта сетевого государства. Они стремятся к укреплению своего суверенитета и международно-правового веса. Соответственно, в обозримом будущем государство сохранит свою форму и содержание, оставаясь наиболее эффективным способом управления обществом.

Суверенитет государства. Государственный суверенитет (от фран­цузского souverainete - верховная власть) - это важнейшее неотъем­лемое свойство государства, выражающее верховенство, независи­мость, полноту, исключительность и единство государственной власти данной страны.

Государственный суверенитет - неотъемлемое свойство государ­ства, источником и основой которого является волеизъявление народа страны, его власть, его суверенитет. «Фундаментом государственного строя является народный суверенитет», - говорится в Конституции Греции. В Конституции Италии подчеркивается, что «суверенитет принадлежит народу», а в Основном законе ФРГ, что «вся государст­венная власть исходит от народа». В связи с этим важно разграничить государственный суверенитет и народный суверенитет, видеть как их взаимосвязь, так и отличие. Государственный суверенитет, несомнен­но, тесно связан с народным суверенитетом прежде всего потому, что именно государство выступает в качестве главного выразителя воли народа. С другой стороны, суверенитет народа служит важнейшей со­циально-политической основой подлинно демократической государст­венной власти. В этом плане государственный суверенитет базируется на суверенитете народа. Но в то же время суверенитет народа сущест­венно отличается от суверенитета государства как по своему субъекту, носителю, так и по содержанию. Субъектом, носителем народного су­веренитета является народ, а государственного суверенитета - госу­дарство. Суверенитет народа проявляется не только в деятельности государственной власти и ее органов, но и в разнообразных формах общественной самодеятельности, т.е. деятельности многообразных об­щественных организаций, трудовых коллективов и др., в функциони­ровании институтов непосредственной, прямой демократии (выборы, референдумы и др.) и т.д.

Верховенство государственной власти означает, что она ничем не ограничена, кроме права (включая естественное право) и закона (вклю­чая конституцию), не имеет другой стоящей над ней или рядом, на одном уровне с ней политической власти и поэтому является высшей, верховной. Вместе с тем в демократическом правовом государстве вер­ховенство государственной власти не может и не должно означать ее абсолютную неограниченность, поскольку в таком государстве, как уже отмечалось (см. § 1 данной главы), власть не может не быть ограничена правом и подчинена ему. Абсолютной, ничем и никак вообще не ограниченной государственной власти в реальной жизни нет и быть не может, поскольку все государства существуют, действуют и развивают­ся в системе неуклонно усиливающихся и углубляющихся взаимосвя­зей и взаимодействий с другими государствами в условиях региональ­ной и международной интеграции и глобализации. Отношения между ними регулируются нормами международного права, обязательными для всех стран. Кроме того, многие государства входят в состав феде­ративных, конфедеративных и иных межгосударственных союзов, ас­социаций и объединений.

Независимость государственной власти означает ее самостоятель­ность и свободу от вмешательства извне и изнутри в принятии властных решений и выполнении иных функций. Суверенная государствен­ная власть сама, без какой-либо решающей зависимости от других го­сударств или надгосударственных объединений и организаций (внеш­ний аспект) или внутригосударственных политических и иных сил и организаций (внутренний аспект) определяет и осуществляет свои полномочия. Конечно, и здесь в современном мире не может идти речь об абсолютной независимости, самостоятельности. Вряд ли, например, правомерно говорить о том, что государства - члены ООН абсолютно независимы от этой всемирной межгосударственной организации или что страны - члены Европейского Союза абсолютно самостоятельны и не находятся ни в какой зависимости от этого союза. Но столь же очевидно, что ни в том, ни в другом случае такая имеющаяся зависи­мость не ставит под вопрос сохранение суверенитета государств-чле­нов. Это означает, что само по себе некоторое ограничение и тем более самоограничение даже суверенных прав государств не означает потерю ими государственного суверенитета.

И ФРГ, и Великобритания, и Франция, и Италия, и Бельгия, и Дания, несмотря на серьезно углубляющуюся разностороннюю запад­ноевропейскую интеграцию, и сегодня, несомненно, остаются суверен­ными, независимыми странами. Как говорится в действующей преам­буле Конституции Франции 1946 г., «при условии взаимности Фран­ция согласна на ограничения суверенитета, необходимые для органи­зации и защиты мира». Как и в конституциях других стран - членов ЕС, в Конституции Франции имеется специальный раздел, в котором регулируются конституционные основы ее отношений с ЕС, учрежден­ного «свободным выбором государств в силу заключенных ими догово­ров для совместной реализации некоторых своих полномочий», гово­рится о передаче необходимых полномочий институтам ЕС и других вопросах (ст. 88-1-88-4). Аналогичные положения содержатся и в кон­ституциях других стран - членов ЕС. С независимостью суверенных государств органично связано утверждение таких общепризнанных принципов и норм международного права, как невмешательство госу­дарств во внутренние дела друг друга, взаимное уважение государст­венного суверенитета, суверенного равенства государств, их террито­риальной целостности и др.

Полнота, исключительность и единство государственной власти выделяют другие специфические грани в таком феномене, как государ­ственный суверенитет. Речь идет о том, что, во-первых, суверенная государственная власть обладает такой властью не частично, не той или иной ее долей, а в полном объеме (хотя и может самоограничиваться в предметах своего ведения и своих полномочиях); во-вторых, такая власть исключает возможность существования наряду с ней иной рав­нозначной государственно-организованной политической власти и только она имеет исключительное право устанавливать единый право­порядок в стране, издавать законы, определять права и обязанности государственных органов, общественных организаций, должностных лиц и граждан и т.д.; и в-третьих, суверенная государственная власть характеризуется наличием единой системы высших государственных органов и установлением общих, единых принципов организации, функционирования и деятельности государственной власти на всех уровнях - местном, региональном и общегосударственном.

В этой связи особо следует остановиться на проблеме неделимости государственного суверенитета. Некоторые авторы, в том числе и авто­ры учебников по конституционному праву, исходят из признания де­лимости суверенитета и поэтому ведут речь о «разделе суверенитета», о «долях суверенитета» и т.д.* Нам представляется такая позиция не­верной. В сущности она проистекает из того, что государственный су­веренитет отождествляется с компетенцией, совокупностью прав, сум­мой полномочий и предметов ведения государства, что неправомерно. Конечно, нельзя не видеть взаимосвязи между этими разными характеристиками состояния государственной власти, точно так же, как не­возможно отрицать взаимообусловленность качественных и количест­венных параметров какого-либо явления или процесса. Но это, как известно, не дает оснований для их отождествления, отказа от их раз­граничения.

* См.: Арановский К.В. Указ. соч. С. 195-199.

Суверенитет - это не количественная, а качественная характерис­тика государственной власти, ее неотъемлемое и неделимое свойство, которое по самой своей природе либо есть, либо его нет. И потому нельзя быть суверенным на треть, наполовину или на три четверти. Другое дело компетенция, права и обязанности, полномочия и предме­ты ведения, которые делимы, могут быть больше или меньше в своей совокупности, сумме, увеличиваться или уменьшаться. Но точно так же, как не всякое количественное изменение ведет к смене качества, так и не всякое, а лишь связанное с нарушением меры ограничение прав, в том числе и суверенных, ведет к потере суверенитета. В связи с этим, когда, например, рассматривается проблема суверенитета в федератив­ном государстве, то речь должна идти не о «разделе суверенитета» между федерацией и ее субъектами, не об их полусуверенности и не о «долях суверенитета» у каждого из них (если субъекты федерации суверенны), а о сосуществовании двух сопряженных, взаимосвязанных и взаимообусловленных разноуровневых суверенитетов, каждый из ко­торых не может успешно реализовываться обособленно, в отрыве от другого. Сопряженный, взаимосвязанный суверенитет - это не частич­ный, разделенный суверенитет, а суверенитет, своеобразие действия и проявления которого определяется условиями одновременного сосу­ществования и совмещения двух разных суверенитетов. Концепция сопряженных суверенитетов в федеративном государстве ничего обще­го не имеет ни с концепцией делимости государственного суверенитета, ни с концепцией его абсолютности.

Конечно, вряд ли надо ломать словесные копья, если в определен­ных случаях и в соответствующем контексте иногда используются по­нятия «ограничение суверенитета» или «ограниченного суверенитета», как это имеет место, например, в приведенном выше положении преам­булы Конституции Франции. Важно, что и здесь, и в конституциях других стран - членов ЕС имеется в виду именно свободная и добро­вольная передача части прав и полномочий государств Европейскому Союзу и его надгосударственньш органам. Так, в ч. 2 ст. 9 Конституции Австрии говорится о том, что «отдельные суверенные права Федерации могут быть переданы межгосударственным учреждениям и их орга­нам». Об «ограничении своих суверенных прав» и передаче их межго­сударственным учреждениям говорится и в Основном законе ФРГ (ст. 24). В Конституции Греции (ч. 3 ст. 28) отмечается возможность свободно, путем принятия закона абсолютным большинством общего числа депутатов парламента пойти «на ограничения в области осущест­вления национального суверенитета, если это диктуется важными на­циональными интересами, не затрагивает права человека и основ демо­кратического строя и проводится на основе принципов равенства и с соблюдением условий взаимности». Следовательно, суверенитет госу­дарства вполне совместим с самоограничением им своих даже суверен­ных нрав и их передачей межгосударственным или надгосударственным органам и организациям.

Однако мы осторожно относимся к таким категоричным утвержде­ниям (в том числе и в учебной литературе), согласно которым «на одной и той же территории не может быть двух или более суверенных государств»* и что «государство, являющееся частью другого государ­ства, не может представлять собой суверенное государство».** Здесь имеет место другая крайность, противоположная концепции делимос­ти государственного суверенитета, ибо положение о его неделимости доводится до признания абсолютной несовместимости разных сувере­нитетов друг с другом на одной и той же территории. По сути дела, в основе такой позиции лежит устаревшая концепция абсолютности го­сударственного суверенитета, исходящая из его несовместимости с любым ограничением власти государства. Но такой суверенитет, как уже отмечалось, возможен лишь в теории, а не в реальности. При ана­лизе же жизненной практики, естественно, возникает вопрос: как быть, если на территории одного государства (например, федерации) распо­ложено другое государство (например, суверенный субъект федера­ции). Приведенная выше жесткая формула выдвигает ложную дилем­му: либо признать несуверенной федерацию, либо считать невозмож­ным ни при каких условиях признать суверенными ее субъекты. Ни то и ни другое не отвечает реалиям жизни.

* Конституционное право / Под ред. В.В. Лазарева. С. 63; Конституционное право / Под ред. А.Е. Козлова. С. 53.

** Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 124.

Правильным же представляется следующее решение: в федератив­ном государстве, субъектами которого являются суверенные единицы, на одной и той же территории такого субъекта одновременно действует и реализуется как суверенитет федерации, так и суверенитет ее соот­ветствующего субъекта, не исключая друг друга, а сопрягаясь, согласовываясь, совмещаясь друг с другом, дополняя друг друга. Это находит свое наглядное проявление в разграничении предметов ведения и пол­номочий. Почему, спрашивается, государства - субъекты федерации не могут быть признаны суверенными, если в пределах своих предме­тов ведения и полномочий они сохраняют всю полноту государствен­ной власти на своей территории. Концепция сочетания, совмещения, сосуществования, сопряжения, взаимодействия, взаимодополнения указанных суверенитетов в федеративном государстве не сталкивает друг с другом федерацию и ее субъекты, не правополагает их, а исходит из возможности, необходимости и целесообразности сочетания их пра­вомочий, интересов и целей. Концепция же непризнания возможности сочетания, сопряжения, совмещения двух суверенитетов на одной и той же территории неизбежно ведет, особенно в многонациональной стране, к неправомерному ограничению нрава народов на свободный выбор государственных форм своего существования в рамках данной страны, к отрицанию суверенности (в рамках федерации) республик - субъектов федерации, к усилению унитаристских тенденций и т.д., что способно лишь усилить националистические и сепаратистские тен­денции.

Доктрину абсолютного суверенитета ввел в политическую науку французский мыслитель Жан Боден в своей работе «Шесть книг о республике» (1576). Теория суверенитета формировалась совместно с идеей абсолютной монархии -- новой парадигмой государства, возникшей как реакция на притязания духовной власти, феодалов и Священной Римской империи на верховенство государственной власти. Именно через теоретическое обоснование полновластия монархов, становящегося во многих государствах свершившимся фактом, политическая мысль позднего Средневековья и Нового времени подошла к необходимости выработки понятия, объединившего в себе разрозненные представления о верховенстве власти короля и его полновластии.

Боден определил суверенитет как абсолютную и пожизненную власть в государстве, принадлежащую чаще всего монарху, или, в более редких случаях, аристократии или народу. Монарх дает подданным закон без их согласия, отделен от народа и отвечает лишь перед Богом. При этом по Бодену, власть передается народом монарху в форме дарения, которое не оговаривается никакими условиями. Следовательно, суверенный монарх не уполномоченное народом лицо, реализующее свои полномочия путем участия в реализации естественных прав подданных, а образ Бога, отделенный от руководимого им общества. Власов В.С. Основы государства и права / В.С. Власов. - М.: Инфра-М, 2010. - С. 85.

Отталкиваясь от понимания государственного суверенитета как понятия, характеризующего не верховенство власти, а абсолютную власть, не предполагающей возможности контроля и подотчетности, ученые нередко высказывают мысль об утере актуальности понятия суверенитета как характеристики ушедшего в небытие абсолютизма и более ближнего к современности явления тоталитаризма. Тем самым игнорируется то, что развитие идеи конституционного государства внесло коррективы в учение о суверенитете. Отказ от идеи безграничности суверенитета («абсолютного суверенитета») позволил говорить о нем как о правовом понятии, характеризующем верховенство власти, а не произвол государственного аппарата. Государственный суверенитет предполагает способность юридически не связанной внешними силами государственной власти к исключительному самоопределению, а потому и самоограничению путем установления правопорядка, на основе которого деятельность государства только и приобретает подлежащий правовой квалификации характер.

Государство после ухода в небытие эпохи абсолютизма не имеет какого-либо органа управления, стоящего над ним или вне него. Поэтому, обладая естественным и неотчуждаемым правом на верховную власть, тем не менее, государство располагает властью, не стоящей отдельно от совокупности политических отношений на территории государства или во всем мире, а лишь обладающей большей силой, чем иные политические институты общества или чем власть других государств. Иными словами, невозможно признать за государством право на управление общественными отношениями без каких-либо ограничений лишь исходя из его некоей «собственной природы», иначе будет упущено из виду, что государственная власть -- это форма реализации естественного права народа на самоуправление.

Поэтому суверенитет может быть отнесен к признакам государства с учетом приводимых выше оговорок при условии исключения из содержания данного понятия трансцендентной составляющей, разработанной теоретиками суверенитета для нужд правового обоснования абсолютизма.

Суверенная власть как признак государства -- это юридически самоопределяющаяся власть, власть высшая, которая сама определяет свою юридическую компетенцию, т.е. имеет право над пределами своей компетенции. Наличие верховной власти с формально-юридической точки зрения является важнейшим условием существования правовой системы, поскольку только такая власть может в установить в последней инстанции, что есть право, а что не есть право.

Сегодня понятие суверенитета носит относительный характер, абсолютного понятия суверенитета, которое имело место, например, в XIX веке или даже в первое половине ХХ века, как оно трактовалось юристами и политиками, уже нет. И любое суверенное государство сегодня, формально, официально суверенное, имеет целый ряд обязательств международного порядка, которые записаны в международных правовых документах ООН, ОБСЕ, и документах СНГ. Естественно, что все государства, подписавшие соответствующие документы, несут определенные международные обязательства добровольно, тем самым ограничивающие собственный суверенитет.

Говоря о суверенитете, о проблеме суверенитета, нельзя не отметить того, что сегодня концепция десуверенизации, концепция изменения характера суверенитета активно используется для решения целого ряда практических политических задач соответствующими странами и группировками. Сейчас мы наблюдаем в мире по целому ряду параметров прямо противоположную тенденцию той, которая заявлена сторонниками концепции десуверенизации и активного вмешательства во внутриполитические процессы, минуя оболочку современного государства нации. Эти тенденции и процессы особенно рельефно проявлялись в деятельности двух азиатских гигантов, которые в последние 10-15 лет уверенно увеличивают свое влияние в мировой политике - Китай и Индия.

Индию в американских и официальных документах часто называют крупнейшей в мире демократией, но если посмотреть внимательно, это демократия по-настоящему суверенного государства, которое существенно продвинулось по пути укрепления своего суверенитета, и, безусловно, на этом пути это государство существенно укрепило свои экономические и, в частности, военные позиции. Мы можем наблюдать попытки обеспечения суверенитета и со стороны целого ряда других государств. Например Бразилии в Южной Америке, где особенно при нынешнем руководстве этой страны мы имеем ярко выраженную политику обеспечения своего суверенитета. Но самое примечательное то, что сторонники концепции десуверенизации не замечают того, что самая крупная держава современности - как ее еще иногда называют, моносверхдержава - Соединенные Штаты, не демонстрирует никаких признаков того, что она готова отказаться хотя бы от части своего суверенитета. Наоборот, действия Соединенных Штатов на международной арене направлены во многом на усиление своих суверенных позиций.

Сегодня можно говорить о том, что есть страны, которые обладают реальным суверенитетом, а есть страны, которые обладают суверенитетом только де-юре. Практически это все государства, которые входят в Организацию Объединенных Наций, обладают де-юре суверенитетом, который, с одной стороны, традиционно носит абсолютный характер, с другой стороны, имеет и относительный характер в силу принятых международных обязательств. Если говорить о реальном суверенитете в современном мире, то он и сейчас, и традиционно, был присущ очень небольшому количеству государств, которые способны обеспечить определенные параметры своего развития, например, экономического, военного или развития своей политической системы. Надо отметить, что многими параметрами реального суверенитета обладают не только крупные державы, не только великие державы или стремящиеся стать таковыми. В мире есть немало примеров и сравнительно небольших государств, обладающих очень высокой степенью реального суверенитета. В Европе, например, таким государством Швейцарию, которая имеет независимую военную организацию, кстати, весьма своеобразную и с очень высоким уровнем оснащения вооруженных сил, с очень глубоко продуманной концепции национальной обороны.

И Швейцария по целому ряду параметров, особенно в финансово-экономической сфере уверенно демонстрирует наличие своего реального суверенитета. Мы, говоря о России можем говорить о том, что наша страна обладает очень значительным потенциалом реального суверенитета, и вся историческая традиция России, те усилия, которые были предприняты на протяжение столетий нашим народом, говорят о том, что Россия способна и имеет огромный потенциал национального самосознания для отстаивания и обеспечения своего реального суверенитета. В последние несколько лет России удалось добиться целого ряда очень важных шагов в повышении степени своей реальной суверенности. Один из примеров этого - это вопрос о сокращении нашей внешней задолженности. Можно привести в пример конец 90-х годов, когда Международный валютный фонд в силу очень высокой зависимости России от внешних заимствований буквально диктовал очень многие параметры нашей политики в области налогообложения, определял, какой НДС нам брать или не брать, в области формирования бюджета и прочее.

Булатов Л.П.,

студент Института Прокуратуры Уральского государственного юридического университета

В настоящее время одними из наиболее обсуждаемых вопросов, связанных с государственным суверенитетом, являются вопросы об его ограничении и о соотношении его с правом нации на самоопределение. В XX-XXI веках распространенными стали суждения об «исторической исчерпаемости суверенитета», его «размывании» в процессе интеграции государств и правовых систем . Отсюда возникает вопрос можно ли ограничить суверенитет государства или же это является не более чем признаком слабости и неспособности государства самостоятельно решать свои как внутренние, так и внешние проблемы?

Для ответа на данные вопрос следует рассмотреть современную конституционно-правовою концепцию ограниченного государственного суверенитета.

В стремлении обеспечить эффективность управления, в том числе избежать хаоса, повысить успешность экономической политики, приблизиться к идеалам правовой и демократической государственности, некоторые государства добровольно передают часть своих полномочий иным публично-правовым территориальным образованиям (международным или наднациональным организациям). Пример передачи государствами полномочий, сопровождающейся ограничением их суверенитета, дает модель организации Европейского Союза с его первичным и вторичным разделенными суверенитетами. Точнее в рамках ЕС имеет место сочетаний ограниченных суверенитетов двух уровней - национального и европейского. Так, бывший секретарь-канцлер ЕСПЧ М.Де Сальвиа утверждает, что «гарантия прав и свобод основана в Европе на распределении компетенций на двух уровнях суверенитета: на национальном уровне, где сохраняется исходный суверенитет государств и на наднациональном уровне, на котором утвердился суверенитет морали и права. Не будучи независимыми друг от друга, оба эти уровня взаимодополняются». Конституция РФ в принципе не отрицает концепцию ограниченного суверенитета, т.е. вполне с ней совместима, хотя ст. 79 говорит лишь о возможности передачи Россией межгосударственным союзам части ее полномочий.

В зависимости от количества и качества переданных полномочий такая передача может не повлиять на объем суверенитета соответствующего государства, может в большей или меньшей степени его ограничить, а может вообще привести к его отрицанию . Именно последняя тенденция все больше начинает доминировать в мировом пространстве. По сути можно говорить не просто об ограничении государственного суверенитета отдельных стран, а об отрицании его как такого вопреки общепризнанным принципам и нормам международного права.

Так, ни для кого не секрет, что право штрафовать, казнить и миловать Запад присвоил себе давно. Достаточно вспомнить не только Муаммар Каддафи, но и сербского президента Слободана Милошевича, который скончался при крайне странных обстоятельствах, можно вспомнить и казненного не понятно кем Саддама Хусейна за несуществующее оружие массового поражения, но если раньше инструментом политического вмешательства в суверенитет других государств всегда были армия и спецслужбы западных стран, то несколько лет назад сюда целиком включилась юстиция. Суды которые диктуют миру новые условия игры. Новое право - это право сильного диктовать кто и сколько должен, и что будет, если кто-то не заплатит.

Но почему выполняются решения американских судов? Безусловно, это военная и финансовая мощь всей Америки, вынуждающая другие страны платить или идти на уступки, зачастую в ущерб своим интересам. То есть, остальные государства «послабее», включая европейские, вынуждены, к примеру, терпеть колоссальные экономические убытки в результате веденного Россией эмбарго в ответ на антироссий- ские санкции. Но одними убытками, которые понесла Европа, дело не закончилось, так американские суды, в ответ на затягивание вопроса о введении новых санкций против России, вынесли решение о выплате крупнейшим банком Германии Дойче банк два с лишним миллиарда долларов, а банк Франции БНП штрафуется на 9 миллиарда долларов при этом обвинение выносит окружной суд южного округа Нью-Йорка якобы за долги. Очевидно, что это политизированная ситуация, и здесь речь идет не иначе как о шантаже, стремлении Америки утвердить свое экономическое положение в других странах, т.е. по сути, отрицание суверенной независимости и подрыв интересов государств.

Но США воздействуют не только на банки в других странах, но и на их суды. К примеру, дело Виктора Бута, которого обвинили в торговле оружием и заманили в Таиланд под видом покупателей, а потом арестовали. Тогда американский судья предписал суду Таиланда экстрадицию Бута в Америку, и они согласились с этим. Конечно, там было политическое давление и полное нарушение международного права. Дело Константина Ерошенко еще один пример того как надстрочное международное право оказывается выше государственного. Его арестовали по подозрения в транспортировки кокаина на территории Либерии по решению нью- йоркского суда и тайно вывезли в США в нарушение Венской конвенции. Экстрадицию пытались предотвратить в ЕСПЧ, однако решение Страсбургского суда в итоге совпало с решение Вашингтона. Получается система, которая позволяет извлечь любого человека из любой страны.

Относительно России, наша страна новый инструмент на себе ощутила после присоединения Крыма. ЕСПЧ решил, что наша страна должна выплатить бывшим акционерам ЮКОСа почти 2 миллиарда долларов, аналогичное решение принял Гаагский суд только сумма там уже 50 миллиардов. Оба дела явно политически мотивированы, однако в случае не выплаты нам грозит арест российского имущества за границей.

Арестовать российские деньги и имущество у Европы не получиться, т.к. решение ЕСПЧ будет законным, если мы признаем его юрисдикцию над собой. До недавнего времени так оно и было. Россия безропотно выполняло все решения этого суда, так международные нормы права и международные договоры имеют приоритет над российским законодательством в соответствии со ст. 15 Конституции РФ. Но на защиту встал КС РФ, который постановил: «исходя из ситуации, когда самим содержанием постановления Европейского Суда по правам человека, в том числе в части обращенных к государству- ответчику предписаний, основанных на положениях Конвенции о защите прав человека и основных свобод, интерпретированных Европейским Судом по правам человека в рамках конкретного дела, неправомерно - с конституционно-правовой точки зрения - затрагиваются принципы и нормы Конституции Российской Федерации, Россия может в порядке исключения отступить от выполнения возлагаемых на нее обязательств, когда такое отступление является единственно возможным способом избежать нарушения основополагающих принципов и норм Конституции Российской Федерации» . Иначе говоря, участие

России в международном договоре не означает отказа от государственного суверенитета, т.е. страна имеет право не выполнять решение ЕСПЧ, противоречащие Конституции РФ.

Следует подчеркнуть, что дело тут даже не в коллизии меду международным документом и Конституцией РФ, а в том, что ЕСПЧ «перетолковывает» нормы Конвенции о защите прав человека и основных свобод на свой лад не без участия влияния третьей стороны. Видится, что Постановление Конституционного Суда РФ от от 14 июля 2015 г. №21-П - это важный шаг в процессе обретения законодательного суверенитета Российской Федерации, который может заставить Россию вообще пересмотреть всю существующую систему международного права, которая, как видно из примеров, утратило свою былую силу в лице мирового сообщества.

Таким образом, современная концепция суверенитета правового демократического государства несовместима с его пониманием как качества неограниченной власти государства. Сегодня суверенное государство с неизбежностью ограничено правами и свободами человека: его власть размахивать своими кулаками заканчивается там, где начинаются носы (права) людей, которые оно должно защищать и не может на основании наличия суверенитета произвольно нарушать их. Т.е. ограничения государственного суверенитета возможно, но оно должно быть направлены во благо как отдельного человека, народа, нации, так и международного сообщества. Соблюдение международных требований и общепризнанных правил - не является ограничением, а является обязанностью каждого государства.

Но, к сожалению, в настоящее время с точки зрения защиты государственного суверенитета можно наблюдать явные проблемы, возникшие в результате односторонних, можно сказать агрессивных действий (политического, экономического, военного и иного характера) отдельных стран. Налицо явное умаление и не уважение общепризнанных прицепов, норм международного права и международных договоров. И в таких условиях государственная власть должна сделать все возможное для защиты прав и законных интересов граждан, так как в соответствии с Конституцией РФ именно многонациональный народ России является носителем суверенитета и единственным источника власти в Российской Федерации.

  • Научный руководитель: Шавловский Е.И., к.ю.н, доцент кафедрыконституционного права.
  • Кукушкина, С.М. Пробелы в российском законодательстве // Пробелы в российском законодательстве. 2011. № 3. С. 84-86 /URL: http://elibrary.ru/dowJVoload/64178750.pdf.
  • Алебастрова, И.А. Государственный суверенитет: концепции и реальность // LexRussica. 2014. Т. XCVII. № 12 /URL: http://elibrary.ru/item.asp?id=23004986.
  • Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 г. № 21-П «По делуо проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона «Оратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколовк ней» /URL: http://pravo.gov.ru/proxy/ips/?docbody=&№d=102376500&i№telsearch.