Резкое падение эффективности советской экономики, а потом и ее безропотный развал в очередной раз объективно выдвинули вопрос о реформах. Реформы для России - дело привычное. Пожалуй, россияне всех поколений во все времена так или иначе испытывали на себе тяготы реформ или их последствий. В то же время реформы никогда не приносили социального облегчения гражданам. Особенно не везло рыночным реформам. Исследователям хорошо известен особый российский феномен: ни одна рыночная реформа не была завершена, ни одна не привела к созданию развитой органической рыночной системы в национальной экономике. Каждый раз очередной реформатор надеялся, что именно он, именно сейчас сумеет сделать то, что до него не смог сделать никто. И каждый раз рыночные реформы или прекращались, или медленно замирали, или заменялись попятным, а то и реакционным движением.

Реформаторы 1990-х гг. знали предшествующий опыт. И сделали еще одну попытку.

Это была не первая попытка рыночного реформирования страны в послевоенный период. Ведь даже в советские времена в поисках выхода из частых кризисных ситуаций коммунистические лидеры вопреки нерыночной марксистской доктрине обращались именно к рыночным преобразованиям.

Ныне здравствующее «среднее» поколение российских граждан еще помнит, например, «косыгинские» реформы середины 1960-х гг., давшие быстрый результат и заглохшие уже к началу 1970-х. Суть этих реформ сводилась к развитию хозяйственного расчета на государственных предприятиях. Число плановых показателей, спускаемых предприятию, было резко сокращено, а главным показателем становился объем реализованной продукции, что было явно рыночным моментом в проекте реформ. (До 1965 г. главным показателем государственного плана для предприятия был объем произведенной валовой продукции.) Несколько расширялись экономические права предприятий, они получали определенную самостоятельность в развитии горизонтальных связей со смежниками и потребителями. Особые надежды возлагались на то, что за счет прибыли на предприятиях создавались так называемые фонды экономического стимулирования: фонд материального поощрения, фонд социально-культурных мероприятий и жилищного строительства и фонд развития производства. Понятия окупаемости, рентабельности, материальной заинтересованности, материальной ответственности входили в обиход и лексику российских хозяйственников и политиков. Естественно, что цены на продукцию всех предприятий пересматривались таким образом, чтобы предприятию была обеспечена прибыль.

«Косыгинские» реформы дали кратковременный положительный результат. Во всяком случае, восьмая пятилетка (1966-1970) была по результатам лучшей за всю послевоенную историю советской экономики. Но уже в следующем пятилетии весь рыночный пыл унялся: темпы роста стали резко падать.

Реформы не раз пытались реанимировать (например, был проведен «крупномасштабный экономический эксперимент» в 1979 г.), но все эти попытки завершались ничем. Причины ясны. Советское государство пыталось идти к рынку, сохраняя свои традиции:

Государственную собственность на средства производства и финансово-кредитные ресурсы, превращающую нашу экономику в моносубъектную;

Государственную распределительную систему практически всех факторов производства;

Жесткое директивное планирование;

Государственное ценообразование;

Недемократическое государственное устройство.

В результате с начала 1980-х гг. граждане нашей страны стали испытывать серьезные социальные трудности: талонное распределение продуктов, изматывающие очереди за товарами повседневного спроса, полнейшее расстройство государственных финансов. С момента прихода к власти в 1985 г. М.С. Горбачева о рынке заговорили вновь. Силы российского предпринимательства прорывались наружу через разрешенные арендные отношения, кооперативы, индивидуально-семейную трудовую деятельность. Но поскольку дальше разговоров о рыночной экономике дело не продвигалось, в стране начался системный кризис. Положение усугубилось трагикомичной антиалкогольной кампанией 1985-1986 гг., приведшей к потере 10% государственного бюджета. Кризису способствовал целый ряд природных катаклизмов и антропогенных аварий. Кровавые межнациональные конфликты потрясли страну. Летом 1989 г. в России обнаружился «рабочий вопрос»: забастовки охватили многие промышленные центры. Такой нагрузки страна не выдержала. Начался распад СССР. 8 декабря 1991 г. президенты России, Белоруссии и Украины денонсировали договор об образовании СССР. Через четыре дня Верховный Совет РСФСР ратифицировал «договор трех». Это был конец. И это было начало.

России больше ничего не мешало перейти к решительному рыночному реформированию страны.

В 1992 г. так или иначе (скорее неудачно, чем удачно) в нашей экономике действительно начались рыночные подвижки. Всю теоретическую и практическую работу по реализации рыночной реформы взяла на себя группа молодых специалистов во главе с Е. Т. Гайдаром. Среди помощников Гайдара были и иностранные эксперты, в частности американский экономист Дж. Сакс.

Надо быть объективным; некоторые положительные результаты рыночного реформирования граждане России ощутили довольно

Был преодолен изматывающий рыночный дефицит.

Преодолено несправедливое выравнивание доходов предприятий и работников в условиях всеобщей бедности.

Появилась относительная свобода передвижения граждан между различными социальными стратами.

В немногих отраслях и сферах экономики появляется пока еще неявно выраженная конкурентная среда.

Однако граждане России вдоволь ощутили и иные, негативные, стороны рыночной экономики. Если на локальных рынках и возникает некоторое равновесие, то это всегда равновесие кризисной экономики, так сказать «кейнсианское» равновесие. Беспрецедентный в мирное время спад производства так и не преодолен: и в 2005 г. мы не достигли макроэкономических параметров докризисного 1991 г. Уникальная для России социальная дифференциация граждан становится питательной средой, с одной стороны, для возникновения экстремистских движений правого и левого толка, с другой - для возрождения социалистической идеи, которая, впрочем, никогда и не умирала в нашей стране.

Слабая социальная защищенность граждан - еще одно следствие реформ. Из многовековой патерналистской системы российские граждане были брошены в непривычную среду индивидуализма и эгоизма, в систему, при которой лозунг «Человек, спасай себя сам!» приобретает неожиданно зловещий смысл. Лишь некоторые смогли «найти себя» в новых условиях: кто-то в бизнесе, а кто-то - в криминальных структурах. Большинство же граждан России почувствовали себя брошенными, осиротевшими и растерялись, оставшись один на один с многообразными социальными проблемами.

Эти и многие другие отрицательные результаты реформ могут привести к тому, что слабые ростки рыночных отношений сгниют не развившись и в очередной раз приведут к контрреформам.

Реформа (от лат. reformo - преобразование) - осуществляемое сверху правящими кругами изменение какой-либо существенной стороны общественной жизни при сохранении основ существующей социальной структуры. Реформы различаются по своим масштабам. Они могут быть широкомасштабными или комплексными и охватывать разные стороны общественной жизни, а могут касаться лишь отдельных сторон. Вовремя проведенные комплексные реформы, решающие мирными средствами: назревшие проблемы, могут предотвратить революцию.

Реформы, по сравнению с революциями, имеют свои особенности:

Революция - коренное преобразование, реформа - частичное;

Революция радикальна, реформа более постепенна;

Революция (социальная) разрушает прежнюю систему»] реформа сохраняет ее основы;

Революция осуществляется в значительной мере стихийно, реформа - сознательно (следовательно, в известном смысле реформа может быть названа «революцией сверху», а революция - «реформой снизу»

Реформы бывают разных видов.

1. Радикальные (системные). Они затрагивают многие стороны общественной жизни, и в их результате происходит постепенное изменение базиса, и общество переходит на новую ступень развития. Например, экономические реформы Е. Т. Гайдара,

2. Умеренные реформы. Сохраняют основы прежней системы, но модернизируют их. Например, реформы Н. С. Хрущева.

3. Минимальные реформы. Реформы, которые приводят к незначительным изменениям в политике, управлении государством, в экономике. Например, реформы Л. И. Брежнева.

Российские реформы имели свои характерные черты:

Реформы почти всегда начинались сверху, кроме реформ, проводившихся под давлением революционного движения в период первой русской революции 1905-1907 гг.

Приступая к реформам, реформаторы часто не имели четкой программы их проведения и не предвидели их результатов. Например, М. С. Горбачев, начавший «перестройку».

Реформы часто не доводились до конца и носили половинчатый характер из-за нерешительности реформаторов, сопротивления чиновников и определенных социальных слоев, нехватки Финансов и т.д.

В истории России крайне редко проводились политические реформы, направленные на демократизацию общества. Наиболее глобальные из них - политические реформы М. С. Горбачева.

Большую роль в российских реформах играл личностный характер, многое зависело от правителя. Именно он принимал j окончательное решение.

Российские реформы чередовались с контрреформами, когда происходила ликвидация результатов реформ, имеющая следствием частичный или полный возврат к дореформенным порядкам.

При проведении реформ в России широко использовался опыт западных стран.

Реформы всегда проводились за счет народа, сопровождались ухудшением его материального положения.

Реформы XX в. не составили исключения. Они начались преобразованиями премьер-министра России 1906-1911 гг. - П. А. Столыпина, который попытался решить проблемы социально- экономического и политического развития после первой русской революции 1905-1907 гг., чтобы не допустить нового революционного взрыва. В августе 1906 г. он предложил программу деятельности, которая | предусматривала: проведение аграрной реформы, введение нового рабочего законодательства, реорганизацию местного самоуправления на бессословных началах, развитие судебной реформы, реформу образования, с последующим введением обязательного начального обучения, введение земств в западных российских губерниях и т.д. Главной целью данной программы было продолжение буржуазной модернизации России, но без | резких скачков и при соблюдении интересов «исторического строя» страны. Для ее осуществления он просил дать России «двадцать лет покой внутреннего и внешнего».

Основное место в этой программе занимала аграрная реформа, призванная решить «сверху» аграрный вопрос. Целью данной реформы было создание класса земельных собственников как социальной опоры самодержавия в деревне и противника революционных движений. Для достижения этой цели правящие круги встали на путь разрушения общины и организации переселенческого движения крестьян за Урал с целью наделения их там землей.

Результаты нового аграрного курса были противоречивы. С одной стороны, аграрная реформа Столыпина способствовала развитию аграрного сектора, росту сельскохозяйственного производства, освоению территорий за Уралом, но, с другой стороны, значительная часть крестьянства не приняла реформу, носившую прозападный характер. В силу этого, аграрный вопрос остался одним из главных в последующих российских революциях 1917 г.

Дальнейшее реформирование страны в XX в. связано с деятельностью большевиков и их последователей в разные периоды советской истории.

1. Лето 1918 - март 1921 гг. - период политики «военного коммунизма», которая формировалась под влиянием а) российской исторической традиции, когда государство активно вмешивалось в управление экономикой, б) чрезвычайных условий гражданской войны и в) идей социалистической теории, согласно которой новое коммунистическое общество представлялось в виде государства-коммуны без товарно-д енежных отношений, замененных прямым продуктообменом между городом и деревней. Таким образом, в рамках этой политики, была предпринята попытка совершить скачок в коммунизм с помощью Принудительных мер со стороны государства, были проведены серьезные экономические преобразования, направленные на полную национализацию промышленности, планирование, отмену товарно-денежных отношений, насильственное изъятие у крестьян произведенного ими продукта и т.д„ Такие преобразования находились в глубоком противоречии с объективными законами общественного развития, привели к негативным результатам и заставили Ленина отказаться от политики «военного коммунизма».

2. 1921-1928 гг. - годы новой экономической политики (НЭПа), в рамках которой были проведены изменения в сельском хозяйстве, промышленности и торговле, были восстановлены товарно-денежные отношения, разрешен частный сектор, рыночные отношения и т.д. На базе НЭПа успешно проходило восстановление народного хозяйства, однако НЭП рассматривался большевиками как временное отступление, он прошел через ряд кризисов и был отменен.

В январе 1924 г. в связи с образованием 30 декабря 1922 г. СССР, была принята первая Конституция нового государства и вторая Конституция в российской истории после Конституции РСФСР, закрепившей власть Советов в 1918 г.

3. Предвоенный период 1929-1941 гг. связан форсированным строительством основ социализма (индустриализаций, коллективизацией сельского хозяйства, культурной революцией) и становлением административно-командной системы, которая усилится в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Для этого периода характерен интенсивный слом НЭП: из экономики полностью вытесняется мелкотоварное производство, устанавливается централизованное управление народным хозяйством, планирование и жесткий контроль за работой каждого предприятия. В деревне происходит ускоренная ликвидация индивидуальных крестьянских хозяйств, их раскулачивание до 15 % , хотя в 1929 г. кулацкие хозяйства составляли всего 2-3 %. Целью эТ ого было - ликвидировать «последний эксплуататорский класс». В рамках культурной революции - составной части ленинского плана построения социализма, - связанной с индустриализацией и коллективизацией, начинается ликвидация неграмотности, подготовка специалистов для народного хозяйства, создаются технические и сельскохозяйственные вузы, часто с сокращенной программой обучения, появляются рабфаки для подготовки молодых людей, желающих закончить среднее и получить высшее образование. Культурная революция решала и еще одну задачу - формирование социалистического сознания трудящихся, массовую обработку населения в духе коммунистической идеологии. Утверждая принцип партийности в литературе и искусстве, принцип «социалистического реализма», коммунистическая партия строго следила за недопущением там и в обществе в целом инакомыслия.

В декабре 1936 г. была принята новая Конституция, где Советский Союз провозглашался социалистическим государством.

4. В послевоенные 1945-1953 гг. продолжался курс на укрепление тоталитарной системы. В 1947 г. была проведена денежная реформа, что позволило преодолеть полное расстройство денежно-финансовой системы, отменена карточная система, проведена реформа цен. В этот период была совершена попытка реформировать деградирующее сельское хозяйство; Усилилась цензура в духовной жизни общества, расширились Идеологические кампании и репрессии.

5. 1953-1964 гг. ■- период «оттепели» - период противоречивых Реформ Н. С. Хрущева в политической, экономической и социальной сферах в рамках административно-командной системы. Это время разоблачения на XX съезде КПСС культа личности Сталина, начала Диссидентского движения, первых шагов к демократизации советского общества.

6. 1964-1985 гг. - это время Л. И. Брежнева (до 1982 г.) и его преемников Ю. В. Андропова и К. У. Черненко, время нарастания I кризисных явлений в обществе. Первые годы правления Брежнева связаны

с реформами 1965 г. в сфере сельского хозяйства с целью его подъема путем использования экономических рычагов (были повышены § заготовительные цены, снижен план обязательных поставок зерна, за продажу сверхплановой продукции государству цены повышались на 50 % и т.д.); промышленности с целью расширить самостоятельность I предприятий; управления народным хозяйством в рамках I административно-командной системы, которые дали лишь временный успех, а затем страна стала погружаться в «застой».

В 1977 г. была принята новая Конституция СССР - Конституция ] «развитого социализма», закрепившая руководящую роль КПСС в обществе (ст.6 Конституции), которая в этот период активно боролась с диссидентским движением.

7. 1985-1991 гг. - время горбачевской «перестройки», глубоких реформ в политической, экономической, социальной и культурной сферах, : для нее характерны гласность, отмена цензуры и монополии КПСС, начало создания многопартийной системы и демократизации избирательной системы, попытки реформирования национально-государственного; устройства СССР.

Таким образом, XX век был насыщен большим количеством реформ и попыток их проведения. Он характеризуется, с одной стороны, как исторический период великих мировых свершений и побед в различных ] областях жизни, а с другой, - как период крупномасштабных ошибок вследствие дисгармонии между экономической и политической системами государства. В силу этого перед современной Россией встала историческая

задача посредством новых радикальных реформ перейти к органичному развитию.

По мере исчерпания реформистского подхода все явственнее просматривалась альтернатива: опереться на общественные ожидания, пойти на радикальные преобразования, действовать в соответствии со сложившимися в обществе представлениями о путях выхода из кризиса и возрождения страны. Но это означало разрыв со значительной частью господствовавшей элиты, с номенклатурой. Новым лидерам предстояло искать опору в других социальных слоях и группах. По словам М. С. Горбачева, тогда он понял, "что дело не пойдет, и ничего не получится, и что единственное спасение - это граждане" (интервью авторам). В 1987-1988 годах реформы "сверху" стали перерастать в революцию "сверху". Этот процесс характеризовался вовлечением все более широких слоев населения в политику, обострением конфликта между различными слоями позднесоветской элиты, коренной сменой идеологических ориентиров.

Рядовые граждане все активнее вовлекались в политику, с их помощью команда Горбачева пыталась ослабить существующую партийную номенклатуру и вывести реальные центры власти из-под контроля партийного аппарата. Осторожный призыв к поддержке перестройки "снизу" звучит уже в опубликованном в марте 1987 года Обращении ЦК КПСС к советскому народу в связи с семидесятилетием Великой Октябрьской социалистической революции. В нем есть весьма необычные для подобного документа слова: "Центральный Комитет обращается к мужеству советских людей. Ломка закостеневших форм и методов дается нелегко. За перестройку надо бороться, перестройку надо защищать. Здесь нужны упорство, твердость, принципиальность" (КПСС, 1987, с. 7). Власть не препятствовала формированию общественных движений ("неформальных организаций"), которых к концу 1987 года было порядка 30 000, в 1989 году - уже 60 000. Постепенно из многочисленных разрозненных "неформальных организаций" вырастали прообразы альтернативных политических партий.

Предпринимались меры для активизации участия работников предприятий в принятии экономических решений. Закон о государственном предприятии 1987 года вводит выборность директоров трудовыми коллективами. Делаются первые осторожные шаги в развитии негосударственных форм собственности, в первую очередь собственности трудовых коллективов: аренда с правом выкупа, кооперативное движение, "народные предприятия". Все это в конечном счете было направлено не только на достижение высоких экономических результатов (поскольку соответствовало наиболее передовым для СССР того периода экономическим идеям), но и на завоевание политической поддержки.

С 1987 года предпринимались попытки осуществлять выборы на партийные должности и в советы народных депутатов на альтернативной основе, из нескольких кандидатов. На этой же основе прошли выборы делегатов на XIX партийную конференцию (1988 год), а затем и народных депутатов СССР (1989 год). Причем 20% партийных руководителей республиканского и областного уровней (34 человека), участвовавших в выборах 1989 года, потерпели поражение. Та же судьба постигла многих представителей военной элиты. Изменения в принципах подбора и назначения кадров носили радикальный характер. "Выборы, ставшие альтернативой номенклатурного назначения, вывели на политическую арену новых лидеров не по отлаженным карьерным лабиринтам, а благодаря их личным качествам".

Подверглась серьезному реформированию и система государственного управления. Традиционный Верховный Совет был преобразован в двухпалатный парламент, и Горбачев избран его председателем. В дальнейшем был учрежден пост Президента СССР как главы исполнительной власти с достаточно широкими полномочиями. Избрание Горбачева на этот пост в марте 1990 года завершило процесс формирования центра власти, альтернативного Политбюро и ЦК КПСС. Исключение в 1990 году из Конституции СССР шестой статьи, закреплявшей руководящую роль КПСС в советском обществе, вполне адекватно отражало уже происшедшие к этому моменту политические перемены.

Новые лидеры страны делали ставку на обострение давно существовавших противоречий между различными уровнями номенклатуры. Закон о государственном предприятии, утверждая принципы самостоятельности, самоуправления, самофинансирования, напрямую противопоставлял интересы директорского корпуса интересам вышестоящих уровней управленческого аппарата. Это был очевидный, отражавший глубокие общественные изменения, отход от старой политики упорядочивания механизмов централизованного управления. "Надо было Законом о предприятии дать права коллективу и отрезать, чтобы главк не мог командовать и министерство не могло командовать, поскольку законом запрещено. Ведь все попытки идти сверху, что-то как-то менять, министерства на комитеты, комитеты на министерства, ничего не давали. Надо было главному звену дать уверенность, и эту уверенность узаконить" (интервью авторам), - так характеризует М. С. Горбачев суть произошедшей смены ориентиров. Вокруг реализации Закона развернулась настоящая борьба. Высшая хозяйственная бюрократия старалась "не замечать" его существование, продолжая воздействовать на предприятия административными методами. Самые активные из директоров использовали все возможные средства борьбы, вступали в открытый конфликт с вышестоящими органами управления, апеллировали к средствам массовой информации. Единство бюрократии в противодействии реформам было успешно подорвано.

Наконец, все это время в стране менялись идеологические ориентиры. Хотя догма о "социалистическом выборе" оставалась непоколебимой, все больше подчеркивалась разница между существующим общественным строем и тем истинным социализмом, ради которого осуществляются преобразования. Исподволь начинала проводиться идея, что защищать существующий порядок не значит защищать социализм. Расширялись границы гласности, допускалось все большее разнообразие мнений и острая критика "завоеваний социализма". Именно с 1987 года, наряду с уже привычным словом "гласность", в официальный обиход входит термин "социалистический плюрализм" - эвфемизм, маскирующий понятие свободы слова.

Но революция имеет собственную логику, которая серьезно отличается от логики реформ. Власть, переставшая опираться на традиционно господствующий общественный слой, попадает под перекрестный огонь противоречивых отношений, интересов, требований, спектр которых гораздо шире, чем в процессе эволюционного развития. Причем положение команды Горбачева оказалось еще более сложным и неустойчивым, чем у любой другой власти на ранних этапах революций. Обычно первые революционные преобразования происходили на фоне широкого единства социальных сил, в России же 80-х годов "медовый месяц" закончился еще на стадии реформ, которые стали катализатором размежевания в обществе. Собственно, выход на поверхность процессов размежевания по времени совпадает с перерастанием реформ в революцию, четко проявляясь во второй половине 1987 - первой половине 1988 годов. И власть, только-только осознавшая свою готовность идти навстречу общественным ожиданиям, обнаруживает растущую оппозицию - и справа, и слева.

На октябрьском (1987 года) Пленуме КПСС кандидат в члены Политбюро Б. Н. Ельцин заявил о своей особой позиции, о несогласии с темпами проводимых реформ и с официальной оценкой положения дел в стране. Последовавшая затем его отставка и начавшаяся после пленума борьба с "авангардизмом" свидетельствовали о том, что процессы размежевания вышли на поверхность. То, что на первый взгляд выглядело как удушение нарождающегося плюрализма, на деле послужило катализатором процесса оформления и обособления радикального крыла перестройки, которое в лице Ельцина получило сильного харизматического лидера.

Консолидация консерваторов также не заставила себя ждать. 13 марта 1988 года в "Советской России" было опубликовано письмо Нины Андреевой "Не могу поступиться принципами", за которым явно просматривались политические позиции члена Политбюро ЦК КПСС Е. К. Лигачева. Через три недели, 5 апреля, последовала резкая отповедь в редакционной статье "Правды" (написанная, как вскоре выяснилось, другим членом Политбюро А. Н. Яковлевым). Появление этих двух публикаций, как и трехнедельный промежуток между ними, красноречиво свидетельствовали об острой борьбе в политическом руководстве. Противостояние было тем более неожиданным, что оно исходило не от старой гвардии, от которой Горбачев достаточно успешно избавился после прихода к власти, а возникло между бывшими соратниками 7 .

С конца 1987 года в борьбу оказалась втянутой не только политическая элита. Движение "снизу", толчок которому первоначально был дан политическим руководством, очень быстро обретало собственную логику. Активно шел процесс организации народных фронтов в союзных республиках. Постепенно происходила институционализация различных экономических и политических сил. Нарастали национальные конфликты и центробежные тенденции в СССР.

Вопрос о соотношении национальных и социальных конфликтов в ходе революции в России заслуживает особого рассмотрения. Преобладание первых на протяжении почти всего периода "власти умеренных" позволило некоторым исследователям рассматривать происходившие в стране процессы не как социальную революцию, а как распад империи, проводя аналогии, например, с распадом Австро-Венгрии. Однако нам представляется, что центробежные тенденции в рамках СССР имели не только националистическую, но и социальную природу. Здесь важно отметить несколько направлений, по которым принципиальный политический выбор был связан с вопросом о национальном суверенитете.

Во-первых, стремление к независимости не в последнюю очередь определялось представлениями руководства республик о направлении и темпах необходимых преобразований, которые могли не совпадать с общесоюзным. Отмечалось, например, что возможности развития рыночных отношений, к которому стремились прибалтийские республики, были очень ограниченными при сохранении общесоюзной централизованной системы материально-технического снабжения. Поэтому политический суверенитет для них был необходимой предпосылкой проведения радикальных экономических реформ. Принципиальное различие экономических моделей и политических систем, сложившихся в бывших республиках Советского Союза после распада СССР, подтверждает важность этого аргумента.

Во-вторых, региональная партийная номенклатура использовала национальные движения в своем сопротивлении проводимым из центра реформам. Самый наглядный тому пример - волнения в Алма-Ате в декабре 1986 года, начавшиеся в ответ на отставку первого секретаря ЦК КП Казахстана Д. А. Кунаева и замену его присланным из России Г. В. Колбиным. К а к утверждает М. С. Горбачев, сам Кунаев, опасаясь возвышения Н. А. Назарбаева, просил прислать русского ему на смену. А потом, воспользовавшись связанным с этим недовольством казахского населения, попытался организовать массовые беспорядки (интервью авторам). А. Н. Яковлев прямо характеризует это событие как "партийное восстание, первое восстание партийной номенклатуры, попытка "попробовать на зуб" (интервью авторам).

Наконец, в-третьих, национальные движения вели к укреплению власти и значения местных элит, до этого практически не имевших самостоятельного политического веса. Легитимация новой роли региональных элит закреплялась введением в республиках президентских постов и выборами представительных органов власти (на протяжении 1990-1991 годов). Это стало логическим продолжением процесса обострения противоречий среди номенклатуры и повышения роли ее "нижних" слоев в противовес высшему уровню, однако происходило уже не по воле центра, как с директорским корпусом, а вопреки ей. Наиболее ярким примером подобной борьбы являлось "перетягивание каната" между руководством СССР и РСФСР. Не случайно в описании тех событий нередко появляется слово "война": "война налогов", когда союзные и российские лидеры наперегонки снижали налогообложение прибыли, стремясь привлечь на свою сторону трудовые коллективы; "война программ", связанная с разработкой конкурирующих рецептов преодоления кризиса; "война суверенитетов" - соревнование за то, какие структуры власти, общесоюзные или республиканские, быстрее легитимизируются.

"Война" между союзным и российским руководством внесла существенный вклад в ускорение размежевания и поляризации 1989-1991 годов, но в целом происходившие в то время процессы оказались несравнимо богаче по содержанию, чем просто противостояние республик и центра. Наряду со все более активным формированием различных общественно-политических организаций и движений вне коммунистической партии, нарастает раскол в самой КПСС. Это размежевание происходило в различных формах: как объединение рядовых членов партии со сторонниками обновления в ее высшем руководстве и противопоставление их среднему партийному звену и партаппарату; как смыкание членов партии с неформальными организациями, придерживающимися противоположных воззрений; как формирование внутри самой партии неуставных организационных структур; как персонификация альтернативных политических линий в лице отдельных руководителей. Особенность процесса поляризации социальных сил в России состояла еще и в том, что многопартийность зарождалась не в результате возникновения новой мощной политической организации, альтернативной КПСС, а в результате раскола самой КПСС. Это вынужден был признать и сам М. С. Горбачев, заявивший на Пленуме ЦК КПСС в апреле 1991 года, что в зале пленума заседают представители не одной, а четырех-пяти партий.

Все более активную роль в политической жизни начинали играть политизированные хозяйственные ассоциации, которые более адекватно, чем новые партии, отражали интересы экономически значимых социальных слоев и были тесно связаны с реальной хозяйственной жизнью. Они обладали ощутимой экономической силой благодаря своему влиянию на производителей и связям со структурами власти в центре и на местах. При этом Ассоциация государственных предприятий с Крестьянским союзом, с одной стороны, Научно-промышленный союз с Ассоциацией крестьянских хозяйств, с другой стороны, придерживались диаметрально противоположных взглядов на пути дальнейшего развития страны, отстаивали принципиально разные курсы экономической политики.

Постепенно социальные конфликты, наряду с национальными, приобретали самостоятельное значение. С 1989 года началась серия забастовок, митингов и демонстраций, захватившая население различных регионов, работников разных секторов экономики. Наиболее серьезными были забастовки шахтеров, проходившие в июле и октябре 1989 года, а затем в марте - апреле 1991. Экономические требования бастующих перерастали в политические, когда шахтеры требовали независимости от общесоюзных министерств, свободного установления цен на свою продукцию. Последние забастовки напрямую выдвигали политические лозунги, включая отставку правительства. В крупных городах десятки и сотни тысяч человек выходили на демонстрации под демократическими лозунгами.

Однако общество волновали не только проблемы углубления демократических преобразований. На фоне усиливающегося экономического кризиса ключевым в борьбе за власть становился вопрос о путях экономической реформы. Существующий режим явно не мог справиться с обостряющимися трудностями. С 1990 года начался фиксируемый официальной статистикой спад производства, хотя, по мнению ряда специалистов, реально он происходил уже в 1989 году. Закон о государственном предприятии, выведя директоров из-под контроля административных органов, не поставил предприятия под контроль рынка, в результате чего деятельность предприятий стала фактически бесконтрольной. Ухудшилась дисциплина поставок, усилился долгострой. Быстро росли денежные доходы населения. Постоянно увеличивался бюджетный дефицит, возрастала денежная масса. В условиях фиксированных цен все это приводило к тотальному дефициту продуктов питания и других потребительских товаров. Пустые полки магазинов стали отличительной чертой крупных российских городов. Рационирование продуктов питания приобрело всеобщий характер.

Уже в 1989 году, по некоторым сведениям, рационирование сахара осуществлялось в 97% регионов, масла - в 62%, мяса - в 40%. К 1991 году ситуация еще более ухудшилась. По данным социологических опросов, в апреле почти половина респондентов не могла найти в свободной продаже ничего из основных продуктов питания. Июльский опрос показал, что 70% в той или иной мере испытывали сложности и с "отовариванием" карточек. На фоне углубляющегося экономического кризиса обострялось недовольство народа, завышенные ожидания "розового периода" сменялись разочарованием. Если в 1989 году активные политические реформы, связанные с альтернативными выборами на Съезд народных депутатов, вызвали кратковременный всплеск энтузиазма, то к 1991 году недовольство резко усилилось. Рост радикальных настроений в обществе, падение доверия к демократическим ценностям и усиление тяги к политическим лидерам харизматического типа, активное обсуждение во всех слоях населения проблем голода и холода, с одной стороны, и неизбежности диктатуры, с другой, - все это свидетельствовало об исчерпании "власти умеренных" и приближении кризиса. По данным социологов, более 40% населения в тот период были согласны с тем, что сильный и авторитетный лидер, которому народ доверил бы свою судьбу, важнее, чем законы.

Социологические опросы того времени также демонстрируют, что общество было расколото на два противостоящих лагеря: сторонников твердого порядка и усиления государственного контроля над экономикой и сторонников рыночных реформ и многообразия форм собственности 9 . Причем, насколько можно понять из имеющейся неполной и фрагментарной информации, постепенно происходил сдвиг в сторону более радикальных настроений. Этот процесс можно проиллюстрировать данными таблицы 2. В 1991 году 65% населения в целом поддерживало переход к рыночной экономике, 37% выступали за роспуск КПСС.

Таблица 2. Отношение к перспективам перехода к рынку и темпам перехода (по данным социологического опроса)

Таким образом, в 1989-1991 годах в России оказываются все предпосылки "двоевластия": фрагментация и поляризация социальных сил, ухудшение экономической ситуации, радикализация масс. Как и в других революциях, кажется, что борьба происходит между умеренными и радикалами, тем более что конфликт персонифицирован в противостоянии Горбачева и Ельцина, избранного председателем Верховного Совета России в мае 1990 года, а затем и первым президентом России в результате всенародного голосования в июне 1991 года.

Однако на самом деле социальная база центра, представленного Горбачевым, все больше размывалась, а борьба за власть шла в первую очередь между радикалами и консерваторами. По мере нарастания поляризации давление на центр усиливалось не только со стороны демократов Ельцина, но и со стороны противников продолжения преобразований. В апреле 1989 года консерваторы, в отсутствие Горбачева в стране, устроили демонстрацию силы в Тбилиси, в результате которой погибли 20 человек. В дальнейшем по инициативе тех же консервативных групп силовые методы использовались и в других республиках. Судя по всему, именно консерваторы вынудили Горбачева отказаться от программы "500 дней".

На протяжении 1990-1991 годов консерваторы предпринимали постоянные усилия конституировать себя как альтернативную власть. Еще в сентябре 1990 года, по некоторым сведениям, была предпринята попытка военного переворота. По словам М. С. Горбачева, возможность его устранения от власти обсуждал ряд высших партийных руководителей на встрече городов-героев в Смоленске в начале 1991 года (интервью авторам). В апреле на Пленуме ЦК КПСС - еще одна попытка снять Горбачева с должности генерального секретаря, но часть участников Пленума его поддержала, и консерваторы отступили. В июне премьер-министр B.C. Павлов обратился к Верховному Совету СССР с предложением передать ему значительную часть президентских полномочий, причем это предложение не было согласовано с самим Горбачевым. Августовский путч 1991 года был лишь последней попыткой в этом ряду.

Как всегда в условиях размежевания на первой стадии революции, власть начинает метаться. Жалобы Горбачева о трудностях этого периода почти дословно перекликаются со словами Керенского о "правых" и "левых" большевиках. И они сомкнулись. И с этого начинается самый тяжелый, страшный период... После выборов 89-го года давление оказывалось с двух сторон, все время между Сциллой и Харибдой. Ретрограды, антиреформаторы, а это злой народ, организованный, это давление было открытое, наглое. А с другой стороны - радикалы подстегивали, и получалось, что они срабатывали в пользу тем, первым" (интервью авторам).

Конец 1990 года и 1991 год прошли под знаком постоянного лавирования власти, маневрирования, смены позиций. Сначала Горбачев пытался наладить контакты с консерваторами, пожертвовав многими достижениями перестройки. Это вызвало бурную реакцию. Ушел с поста министра иностранных дел Э. А. Шеварднадзе, предупредив об опасности диктатуры. В марте 1991 года демократические силы столицы организовали массовые выступления в поддержку Ельцина, на майской демонстрации громко прозвучали антигорбачевские лозунги. И Горбачев резко меняет курс - от союза с консерваторами к движению навстречу радикалам. Начинается активное обсуждение нового Союзного договора, в который закладывается практически полная передача власти и полномочий от центра к республикам. Партнерами М. С. Горбачева здесь являлись уже новые демократические лидеры союзных республик, в первую очередь Б. Н. Ельцин. Но, как и в ходе других революций, размежевание зашло уже настолько далеко, что "власть умеренных" оказалась обреченной. Открытое столкновение между консерваторами и радикалами в ходе августовского путча не оставило места на политической арене ни для "союзного", ни для политического центра. А победа радикалов означала, что революция вступила в свой следующий этап.

Известный юрист считает, что рост официальной и скрытой преступности в стране свидетельствует о приближении социальных потрясений. В отличие от запада, на востоке все зависит от личности. Еще десять лет назад законы работали. Сегодня в нашей правоохранительной системе выработался иммунитет против самых прогрессивных законов. Даже самый профессиональный судья уступает обычному человеку, следующему справедливости. - Вам очень хорошо известно, что общество наше стремительно криминализируется. Об этом говорит и статистика, и переполненные тюрьмы. С чем вы связываете этот тренд? Не кажется ли это вам, что это бессознательная реакция общества на социальное расслоение, такой своего рода протест, чтобы привлечь к себе внимание? - Люди об этом не задумываются так глубоко. Просто они это делают интуитивно. Думаю, дело в том, что преступность стала выгодной. Понимаете, у меня на колесах сняли колпачки. Один из них стоит 7 тысяч тенге. Умножьте на четыре – почти 30 тысяч тенге. Если в день в среднем зарабатывать 3 тысячи тенге, то за 30 дней получится почти тысячу долларов. А снял четыре колпачка – одна минута и те же деньги, и намного проще. Весь вопрос сводится к чему? Человек ищет там, где легче, где меньше надо потратить энергии. Вот такими нас бог создал. Я никогда не говорю, что если меня поставить на какую-то должность, то я не буду воровать. Каждый человек способен на злоупотребления. Но должна быть какая-то система, которая его ограничит. То есть в данном случае это правоохранительные органы. Человек должен знать, что если он сегодня снял колпачки, то через месяц его за это в тюрьму посадят или штраф сумасшедший наложат. И в следующий раз он подумает… В Грузии нет таких преступлений. Потому что всех привлекали к ответственности. А у нас, видимо, не привлекают… - То есть вы это связываете с очень простой прозаической причиной – неэффективностью правоохранительной системы? - Да. А вот почему она неэффективна, это уже другой вопрос. - Тогда давайте зададимся этим вопросом. Ведь что такое правоохранительная система – это основной показатель эффективности государственного менеджмента. Это то, с чем сталкивается человек ежедневно… - Согласен. Почему я всегда говорю, что практически все реформы, которые сегодня пытаются сделать в правоохранительной системе - бесполезны. Что в голове у реального полицейского, патрульного, следователя, оперативника? Думаете о том, как снизить преступность, сделать меньше нарушений, как можно лучше выполнять свои обязанности? Нет! У каждого мента в голове одно - как заработать денег. Зарплата тикает. Речь о других деньгах. Следователь думает, как бы напрячь подозреваемого или потерпевшего, гаишник машины останавливает… Давайте спросим министра внутренних дел: это действительно так? Он скажет: «да что вы! Все наши сотрудники абсолютно нормальные люди и думают только о том, чтобы повысить раскрываемость преступлений и т.д. И только есть несчастный процент (в семье не без урода), но мы их ловим и сажаем!» Если самая верхушка не видит или не понимает этого, то она либо профнепригодна, либо инфантильна. Но они все прекрасно видят и понимают, но не хотят в этом признаться. Но не признав болезнь, невозможно выработать рецепты, чтобы с ней бороться. Все остальное ерунда. Можно повесить другие погоны, написать другие законы, изменить правила составления протокола, поменять форму, и все это будет абсолютно бесполезно. - Если мыслить очень прагматично, то к каким последствиям, на ваш взгляд, это приведет? Мы видим рост преступности официальной, еще больший рост преступности имеет латентный характер. И наверное он гораздо страшнее видимого. Некоторые эксперты прогнозируют, что высокий уровень латентной преступности – это первый признак возможных социальных революций. Это справедливый прогноз? Что бы вы предприняли в этой ситуации? - Да, я с этим согласен. Я бы предпринял, конечно же, уменьшение роста преступности. Во-первых, нужно создать условия, чтобы людям было максимально легко подать заявление о совершенном преступлении. Электронным правительством такие условия созданы, но многие люди пока им не пользуются. Чаще всего мы встречаемся с практикой, когда у нас не принимают заявления. Те же кражи сотовых телефонов – регистрируют одно-три заявления из ста. Вам вполне резонно говорят: слушайте, вы же понимаете, никто не будет бегать за вашим сотовым телефоном… А раз они не регистрируются, то нет статистики, и соответственно, никто не думает о том, как ее уменьшить... - Все, о чем вы говорите, наталкивает на мысль, о том, что дело не только в человеке. Что такое правоохранительная система – это гротескное состояние общества. Дело в том, что запад почти 50 лет критиковал юго-восточную модель демократии, но время доказало ее эффективность. Западная демократия у нас что-то со скрипом идет, хотя внешние институты все вроде бы существуют. Может быть, есть смысл внимательней посмотреть на восток? - На востоке всегда все зависит от личности правителя. Если он трезво мыслить, ведет какие-то прогрессивные идеи, тогда шикарнейший получается результат. Если правитель слабый, коррумпированный, тогда результата никакого не будет. На западе немного по-другому. От правителя мало что зависит. Там сама система уже так построена что действительно есть демократия. На востоке от огромного количества людей зависит меньше, чем от конкретного человека. И вот эта проблема на самом деле серьезная. Журналист Юлия Латынина вывела очень четкий момент. Общество делится на две категории. Одна – бизнесмены, средний класс, прогрессивные высокооплачиваемые работники - хотят от государства, чтобы его было как можно меньше: мы платим вам налоги, вас нанимаем, а вы на эти деньги оказывайте нам услуги. Классическая система – и все. И не надо расширять его функции. Есть вторая категория людей, которая хочет получать от государства пособия, за счет государства обеспечивать уровень жизни, она не платит государству налоги, но заинтересовано, соответственно, в том, чтобы его было больше. Оно должно все контролировать, а я маленький раб. И вот сегодня при западной демократии вот этого креативного класса становится существенно меньше, чем людей, сидящих на шее у бюджета, но при этом у них абсолютно равные избирательные права. И вот когда приходит политик, который провозглашает огромное количество халявы: пособия и зарплаты, это большинство голосует за них: «давайте жирных капиталистов прищучим, введем на них налоги и все будет прекрасно». И вот такой правитель приходит и действительно начинает прищучивать креативных людей. Соответственно, они закрывают производства, уменьшается количество рабочих мест, увеличивается конкуренция за оставшиеся рабочие места, следовательно, зарплаты снижаются и картина получается абсолютно противоположная. На мой взгляд, это очень хороший водораздел и, прежде чем думать о какой-то демократии, у государства должна быть стратегия. Элита очень четко должна понимать - не надо идти на поводу у простого человека. От этого толку не будет – получим американский Детройт, где изжили весь средний класс и осталась одна нищета, которая сидит на пособиях. При этом 70% матерей – одиночки, и не потому что там такие плохие мужья, а потому что у матерей-одиночек оказывается пособия гораздо выше, чем в полноценной семье. Внутри человека сидит потребность и способность к халявным деньгам. И вот именно на этом сейчас гниет запад. В Азии принципиально иная модель. Там, конечно, заигрывают с народом. Но неужели вы думаете, что политики реально прислушиваются к мнению 70% населения, чьи доходы ниже среднего? Нет. Я не говорю, что это хорошо, но это получается выигрышная стратегия на сегодняшний день. Они делают так, чтобы было хорошо богатым и они начинают вкладывать деньги в эту страну и в результате начинают бедные работать. У нас тоже заговорили об обществе всеобщего труда… - То есть вы хотите, что у государства такая стратегия есть? - По крайней мере, она декларируется. Есть перекосы, безусловно. Нет здоровой конкуренции, вроде бы приветствуем инвестиции, все за, но на практике… - правоохранительные органы дезавуируют все это… - В этом плане согласен. Они вредят. Часто езжу по городам, вижу огромное количество людей на базарах. Почему у нас не процветает скотоводство? Прекрасный труд, небольшие вложения, хорошая рентабельность… Почему бы студенту не дать 50 баранов, чтобы он вырастил из них 100, а через пять или десять лет не стал нормальным средним классом? Потому что мне говорят – а вы попробуйте!? Назавтра всех баран своровали, участковый в доле, пасти негде… Но как же так? Вон сколько полей! Где стада Маркиза Карабаса? А все земли принадлежат акимам, и чтобы на них пасти, надо приличные бабки давать… Любой мелкий бизнес душится на местах если не под крышей властей… - Вы один из первых выпускников «Адилета», когда страна была в поиске моделей развития и вы знали эту риторику. Как она изменилась с середины 90-х до начала 2000-х? В чем изменились концептуальные подходы? - Вы знаете, тогда действительно шло становление законодательства и с каждым принятым законом ситуация менялась. Можно было, изменив закон, реально изменить жизнь. Мы чувствовали это на себе и искали такую норму, при принятии которой всем станет лучше. А последние 10 лет получилась картина: какие законы не принимай, ничего не меняется. Устоялась такая система, у которой иммунитет против самой прогрессивной законодательной нормы. Поэтому я посмеиваюсь над всеми сегодняшними дискуссиями в правовой среде. Если мы говорим сейчас о праве, то ярче всего это видно на судебной системе. Если у судьи сидит в голове мысль как заработать или как угодить начальству, какая разница, какой закон. - Мир переживает кризис права. Поэтому некоторые правоведы предлагают более внимательно посмотреть на теорию казахского права. Они считают, что в наших условиях в этой иерархии ценностей именно судебная система должна играть огромную роль, но с точки зрения именно репутации, общественного мнения. Чем отличалась наша судебная система? Именно глубокими нравственными конструкциями, на которых держалось общество и тем, что была максимальная открытость, прозрачность и очень многое зависело от репутации бия, от общественной оценки. Это ровно противоположное тому, что мы сейчас наблюдаем. Как вы думаете, какие нормы казахского права могли бы быть сейчас применены? - Соглашусь именно с репутацией. Какая разница – какое право: казахское или американское. Все зависит от кандидатуры судьи. Иногда у юристов идет спор: некоторые считают, что дело в неграмотности судей. Дескать, довольно, чтобы судья был грамотным и все будет справедливо. Абсолютно не так. Грамотный судья, который хочет вынести коррумпированное решение, его так вынесет, что вы его даже не поймаете. Если же он как можно меньше знает, то он совершит массу ошибок и его можно будет на этом поймать. Я всегда говорю: давайте возьмем суперпрофессионала, но коррумпированного и абсолютно ничего не понимающего в праве человека, но который реально сердцем хочет помочь. Кто лучше рассудит? Конечно, человек с сердцем. Потому что он хочет справедливости. Нужен авторитетный человек, к мнению которого с уважением отнесется даже проигравшая сторона: я вынужден подчиниться, потому что он авторитетный. Вот это очень и очень важно. Никакое право ничего не стоит перед его моральными качествами. Нам этого именно не хватает в Казахстане. Кто у нас лучший судья. Ни я, ни вы не имеем об этом представления… - Не кажется ли вам, что тогда нужно менять всю систему? Не секрет, что очень многие должности покупаются и естественно, он должен вернуть эти деньги. Плюс поборы наверх и если ты отказываешься отдавать их, то ты на этом месте не удержишься? Кто этими системами сейчас управляет? - Абсолютно соглашусь, что весь вопрос в системе, а не плохих людях. Потому что даже плохой человек, нарушающий правила дорожного движения, выезжающий на встречную полосу, решающий ГАИ, показывающий корочки - в Европе становится паинькой! Там с полицейским ничего не разрулишь, посадят как миленького... Все. Попадает, допустим, в нашу систему распрекраснейшая судья – не хочет брать взятки, для нее 300 тысяч тенге достойная зарплата. Ей этого достаточно. Она хочет работать честно. Думаете, получится? Ничего не получится! Обязательно однажды попадет процесс, в котором ей председатель подскажет нужно решение, потому что он родственник такого-то… Что ей делать? Вынести нужное решение! Иначе она поругается с шефом и он придумает, как ее подставить. У нас был такой прецедент, когда судья два раза выносила оправдательное решение, ее уволили, но, благо, она провела пресс-конференцию… и ее оставили в покое. Но так бывает не всегда. После десятого раза вырабатывается противоядие, она привыкает к этому, а потом она думает: ведь все так делают, и я так делаю, но ведь другие еще и на этом деньги зарабатывают? И судья уже не чувствует, что она совершает преступление. И вот так честный человек перемалывается этой системой. - У меня такое чувство, что законы не работают по той причине, что, помимо формальной иерархии правоохранительных органов, в стране сложилась неформальная и от того более влиятельная, которая, собственно и диктует правила игры. Согласны ли вы с этим и, если да, то как она сложилась? - Это свойственно для всех, даже самых развитых стран. Всегда существует власть официальная формальная и существует неформальная, но реальная. Есть люди в элите, которые задают тон, определяя политику государства. И всегда те, кто изучает общество, не видят в этом ничего плохого нет. К сожалению, так сложилось. Главное, что у этих реальных людей в голове, что они хотят? Чтобы реально не было коррупции или они все-таки она была? В этом отличие. Саакашвили было четко нужно, чтобы не было коррупции. Он это добился. Другой вопрос как. Я на самом деле верю, что у многих нашей формальных и неформальных лидеров есть реальное желание победить коррупцию, навести порядок. Но у них ничего не получится. Знаете почему? Потому что они не могут начать с себя. Допустим, я министр. Я ставлю задачу всем своим подчиненным быть честными… за исключением, когда это касается меня, моих родственников. Я могу это даже прямо не говорить, но подразумевает. Получается принцип делай как я. Саакашвили вынужден был посадить 40 процентов своих соратников, то же самое сделал Ли Куан Ю. У нас тоже что-то вроде бы началось, но по большому счету ничего не меняется, поскольку цепочка исключений идет до самого низа. Председатель областного суда хочет, чтобы все было идеально, но все понимают – исключая знакомых и родственников… И так до районного, сельского уровней. Снизу это изменить невозможно. Реформы можно начать только сверху. Снизу идут только революции.

Помните попугая из "Острова сокровищ", кричавшего по каждому поводу и без повода: "Пиастры! Пиастры!"? Так уже почти полвека раздается над отеческими просторами: "Реформы! Реформы!". И все как-то по-разному понимали этот термин наши реформаторы. И трудно оценить результаты. С одной стороны, сломано столько экономических структур, политических институтов, людских судеб. С другой, воз, -нельзя сказать, чтобы остался на том же месте, где стоял вначале, - продвинулся вперед не очень-то далеко. Особенно если сравнивать с окружающим миром, например, Германией, Японией, Китаем, Южной Кореей, десятками других государств. Общие причины понятны: десять веков феодального рабства и семьдесят лет диктатуры не могли не отразиться на духе народа и особенно его вождей. Тем интереснее проследить за попытками последних "разморозить" самих себя, вылезти из шагреневой кожи идеологических предрассудков, принюхаться к окружающему миру, который стремительно уходил вперед. Начнем, пожалуй, не с Хрущева, как бы вы подумали. А с самого тов. Сталина. Сталин жестокомудрый О преступлениях Сталина уже слишком многое известно. Напомню лишь один полузабытый факт: именно Сталин начал дискуссию об экономических проблемах социализма в СССР. Он созвал общесоюзное совещание ученых и практиков, и те дружно обсуждали, как приблизить коммунистические зори. Интересно, что большинство участников говорили о том, что при социализме не действуют буржуазные законы рынка. Но товарищ Сталин их поправил, как всегда, выдвинув четкую формулу: при социализме действует закон стоимости, но в преобразованном виде. Начались гадания, как же он все-таки действует, хотя по поводу того, кто выступает в роли преобразователя, вопросов не было: это государство во главе с самим товарищем Сталиным. Он же, широким мазком художника, начертал картину перехода к коммунизму - без рынка, пресловутого закона стоимости, на основе просто продуктообмена. Хрущев бесшабашный Главной реформой "дорогого Никиты Сергеевича" было, конечно, уничтожение культа личности, прекращение массовых репрессий. Автор этих строк, сопровождавший Хрущева во многих поездках за рубеж, "подсунул" ему идейку об отказе от ленинской формулы "диктатуры пролетариата", которая служила идеологическим обоснованием избиений партфункционеров и народа. Сейчас же уже очевидно, что именно Хрущев внес главный вклад в ликвидацию старой системы - без массовых репрессий она стала нефункциональной. Из других реформ Н.С. назову ликвидацию чудовищных налогов на крестьян; создание совнархозов, чтобы приблизить управление к центрам промышленности; попытка внедрения сельхозкультур, дающих высокие результаты в США (за что он получил прозвище "кукурузник"). Самыми глупыми были две реформы: возвышение дремучего "ученого" Лысенко и повышение налогов с приусадебных участков, что почти разорило деревню. Самой загадочной была реформа партии: в разделении обкомов на промышленные и сельскохозяйственные некоторым виделся зародыш двухпартийной системы. По поручению Хрущева мы с Г. Смирновым, вместе с группой ученых, подготовили записку о новой Конституции СССР. Предлагалось: учредить институт президента, сделать работу Верховного Совета постоянной, выдвигать на выборах его депутатов не менее двух человек и, пусть это не покажется странным, учредить суд "народных заседателей" по модели суда присяжных. Реакция Хрущева на нашу записку была забавной: "Здесь какие-то мальчики хотят снять меня с поста Предсовмина и перевести на должность Председателя ВС СССР". Так сказал он на заседании Президиума ЦК, а другие его члены дружно обхохотали предложение, "целиком позаимствованное у капиталистов". Реформы Хрущева носили хаотичный характер. Практически ему никто из членов руководства не помогал. А когда помогали, то вот что выходило. В нашу группу, готовившую проект программы партии, приехал как-то председатель Госплана Засядько и привез книжечку с отпечатанным на машинке текстом, в голубой обложке. Там содержались выкладки о том, как мы перегоним Америку за двадцать лет, в том числе по уровню жизни. Мы дружно набросились с критикой. Тогда Засядько открыл первую страницу, где размашистой рукой было написано: "Включить в программу. Н. Хрущев". Включили. Брежнев орденоносный Перед самым уходом Хрущева был подготовлен специальный пленум ЦК по экономической реформе. Идея принадлежала Алексею Косыгину. Были подготовлены не радикальные, но довольно дельные предложения по развитию того, что называлось тогда "товарно-денежными отношениями" (как бы по закону стоимости, но в слабо преобразованном виде...). Собравшиеся горячо все обсудили, были приняты решения, но потом Леонид Ильич в свойственной ему медлительной манере сказал: "Что это он там придумал? Какие реформы? Просто надо ликвидировать совнархозы, восстановить министерства, как было при Сталине, и все пойдет хорошо". Но реформы не остановились, а перекочевали вначале в Венгрию, затем в Польшу и, наконец, особенно шумно, в Чехословакию. Тут Леонид Ильич спохватился, испугавшись, что волна накроет и СССР. И тогда он, роняя слезу на переговорах с Дубчеком, решился ввести танки в Прагу, дабы показать превосходство плановой системы над рыночной. Именно в позднюю брежневскую пору началось активное разложение аппарата - воровство, взятки. Орденоносец, как человек терпимый, говорил в тесном кругу: "Вы, ребята, жизни не знаете. Я помню, когда был студентом, бывало, разгружаем вагоны, ну, пару мешков в машину, а один себе, - так и жили". Его дочь Галина позаимствовала этот стиль и стала самой большой собирательницей бриллиантов в Москве... Первыми жертвами коррупции стали министр внутренних дел Щелоков, секретарь Краснодарского обкома КПСС Медунов, другие аппаратчики. Тогда еще не знали, что это были первые ласточки будущей эпохи великих реформ в 90-е годы... Андропов хитроумный История реформации в современной истории нашей страны знает два типа лидеров: "захватчики" и "проползатели". Вот Хрущев, Ельцин - это великие "захватчики". А Брежнев, Андропов - типичные "проползатели", которые шли к власти долгими запутанными тропами, покорно служа первым лицам и тая надежды на самостоятельность. Я проработал с Андроповым в одном из отделов ЦК около пяти лет в хрущевскую эпоху, когда я был твердо уверен, что служу будущему великому реформатору России. Он выделялся среди всей когорты сермяжных руководителей из хрущевского окружения. Высокий интеллект, несмотря на очень скромное образование, живой ум, организаторская хватка, аппаратная хитрость и твердая воля, - это был самый интересный человек из всей плеяды послесталинских вождей. Он склонялся к реформам, особенно в хрущевский период. Вот один малоизвестный эпизод. После заседания Президиума ЦК, когда Хрущеву предложили уйти, Андропов выступил с докладом в узком кругу работников международного отдела ЦК, где заявил: "Теперь мы пойдем более последовательно по пути XX съезда". После этого я подготовил для него записку о реформах в СССР из пяти пунктов: реформа экономики; внедрение достижений технологической революции; сосредоточение партии на идеологических вопросах передачи управления в руки правительства; развитие демократии и самоуправления; разрядка и сотрудничество со странами Запада. Андропов доложил эту записку Брежневу и Косыгину в ходе совместной поездки поездом в Варшаву. И они полностью отвергли ее. Брежнев тут же изложил свой излюбленный план вернуться к сталинским министерствам, а Косыгин будто бы сказал: "Все это, может быть, и верно, но после нас". Потом Андропова переместили, вопреки его желанию, в КГБ. Это была идея "серого кардинала" брежневской поры М. Суслова, который видел соперника в энергичном руководителе международного отдела - своей вотчины. На прощальном собрании отдела Андропов сказал, что уходит против воли и еще вернется в ЦК. Он вернулся 16 лет спустя. Каким вернулся? Я до сих пор почти уверен, что он постепенно мог эволюционировать, стать российским Дэн Сяопином. Первое, за что он ухватился, придя к руководству страной в ноябре 1982 года, - борьба с коррупцией и дисциплина труда. Дело Щелокова. Дело Цвигуна. Десятки дел в регионах. Сам Андропов жил как аскет. С 9 до 11-12 ночи каждый день "сгорал" на работе. В программной статье для журнала "Коммунист" "Марксизм и современный мир" в робком виде была заявлена установка на реформы. Они напоминали нечто вроде "кооперативного социализма", там говорилось о развитии товарно-денежных отношений, но, конечно, не о рынке в нынешнем понимании. Но при всем уме этого деятеля ему действительно не хватало опыта, и не только в области нашей экономики, но и в отношении опыта развития передовых стран. Андропов вообще не был ни в одном западном государстве. Только в соцстранах, где он проявлял огромный интерес к экономическому опыту. Помню, как во время посещения Хрущевым и Андроповым одного предприятия в Югославии он тщательно записывал все, что было связано с характером экономических отношений между предприятиями в этой стране, с рабочими советами и другими "несоветскими" новшествами. Жизнь не дала ему шанса, он скончался, не успев не только сделать, но и высказать что-либо существенное по поводу преобразований. Лишь то, что Андропов избрал преемником Михаила Горбачева, придав ему, правда, в качестве противовеса Егора Лигачева, говорит о том, что он делал ставку на какие-то важные изменения, хотя не отдавал себе четко отчета в их характере. Горбачев блаженный Молодой, энергичный, образованный, обаятельный, новый генсек вызвал волну симпатий и в стране, и за рубежом. Всем надоели старики, заставлявшие страну топтаться на месте. Но Горбачев пришел с большими интенциями, но без каких-то внятных планов. Я впервые услышал о Горбачеве от одного из аппаратчиков, сопровождавших его на похоронах Энрико Берлингуэра (глава компартии) в Италии. Горбачев сказал тогда в своей речи: "Энрико, мы не забудем твоих советов о развитии демократии в нашей стране". Эту фразу вычеркнули из текста, опубликованного в советской печати. Тем более она показалась мне многозначительной. Что касается экономики, то хотя Горбачев пришел в ЦК "на сельское хозяйство", он так и не обнаружил себя какими-то новыми идеями и предложениями. Первые крупные планы Горбачева (пресловутая антиалкогольная кампания, установка на ускорение) вызывали попросту удивление. БА затем он сделал ставку прежде всего на развитие демократии, а не на экономические реформы, будучи уверенным (возможно, вслед за Берлингуэром), что сама демократия поднимет энтузиазм народа, высвободит его могучие потенциальные возможности и обеспечит быстрый подъем. Этим надеждам не удалось сбыться. В конечном счете страна встала на новый путь развития во главе с новыми руководителями, правда, при сохранении почти нетронутого старого аппарата управления, да и всей номенклатуры, с ее десятилетиями формировавшимися взглядами и привычками… Почему они проиграли За вторую половину ХХ века в СССР не нашлось ни одного лидера, способного осуществить переход от коммунизма к современной цивилизации, от однопартийной системы к многопартийной, от диктатуры к демократии, от господства госсобственности к рынку. Ни одного деятеля, которого можно было даже сравнить с Людвигом Эрхардом в Германии или Дэн Сяопином в Китае. Видимо, оттого, что псевдокоммунистическая система существовала на российской почве слишком долго. 70 лет - это срок смены нескольких поколений. Эти руководители не имели никакого представления ни об одной из вышеперечисленных ценностей. И поскольку они не умели и не желали учиться у других, основывались на собственном опыте, на исключительной роли своей страны среди всего человечества, постольку они не смогли сколько-нибудь успешно опереться на опыт других стран, даже устроенных по тому же псевдокоммунистическому принципу. И они проиграли...